– Папка! Поздравляю! Чего не встретил, я же просил! Бабушка забыла передать? Только посмотри, что я тебе привез!

Выпрыгнув из остановившегося автобуса, парень перевернул козырьком назад бейсболку и вместе с подоспевшим водителем вытащил из салона большой ящик, отливающий черным лаком. Гости заинтересованно подтягивались к автобусу, рассматривая удивительный подарок.

– Дядь Гриш, – заметив Небабу, помахал рукой парень. – Помогите достать!

Кругленький толстяк отбросил недокуренную сигарету и устремился на зов. Перед ним почтительно расступались, и он, приблизившись к ящику, с любопытством его осмотрел и только потом снял крышку. Занятый ящиком, Максим не замечал затерявшуюся среди гостей Викторию, а смотрел только на отца, стараясь уловить на его лице эмоции, вызванные впечатлением от своего подарка. Небаба заглянул в коробку и с недоумением протянул:

– Что-то не пойму, что там такое?

Довольно посмеиваясь, блогер ухватил последователя Шивы за длинные свалявшиеся патлы и с силой рванул вверх. По лужайке пронесся вздох изумления, когда парень прямо на траву опустил сидящего в позе лотоса усохшего садху.

– Это что, мумия? – зажав ладошкой рот, взвизгнула дама в клетчатом платье.

– Нет, это живой йогин, – радостно сообщил Максим. – Он поклоняется Шиве и дал обет так сидеть целую вечность, потому и сидит.

– И что прикажешь с ним делать? – угрюмо осведомился именинник.

– Поставь в кабинет, пусть радует входящих. И дополняет коллекцию. Ну, разве он не клевый?

К усохшему шивопоклоннику потянулись руки желающих лично убедиться в том, что он живой, и Макс во избежание разрушения ветхого йогина торопливо ухватил подарок под хрустящие под мышки и погрузил обратно в лаковый ящик. Накрыл крышкой и, подхватив, вместе с отцом понес ящик в кабинет. Осторожно пятясь задом, Максим шел первым, именинник с хмурым видом следовал за ним. Поднявшись на крыльцо, они пересекли веранду, прошли по коридору, и блогер толкнул дверь ногой, занося свою сторону в кабинет. Поставив ношу рядом с сейфом, в котором хранились экспонаты коллекции, юноша вытащил индуса из коробки и, водрузив крышку на место, усадил йогина на коробку. Сделал шаг назад, любуясь своей работой и, гордо взглянув на отца, выдохнул:

– Колоссально!

И, перестав улыбаться, посмотрел на отца внимательнее. Было заметно, что Маслов-старший явно не в своей тарелке. Константин Вадимович стоял посреди кабинета, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, куда девать глаза.

– Па, что-то случилось? – голос Макса тревожно дрогнул.

– Давай выпьем, сын, – распахивая бар, предложил бывший хоккеист. Достал бутылку коньяку, наполнил два фужера, залпом осушил свой и снова наполнил. – Понимаешь, Максик, – неуверенно начал Маслов, вертя фужер в руке. – Так получилось. Никто не виноват.

И, собравшись с духом, закончил:

– Мы с Викой подали заявление в ЗАГС.

На лице юноши отразилось полное непонимание происходящего.

– Постой, ты сейчас о чем? – растерянно переспросил он. – По поводу чего вы подали заявление?

– Я женюсь на Вике.

И только теперь до парня дошел смысл сказанного отцом. Мгновенно потемнев, светлые глаза Макса сузились, зрачки превратились в булавочные головки. Он в бешенстве смел коньяк со столешницы, залив ковер, сжал кулаки, резко развернулся и кинулся прочь из кабинета. Задыхаясь от ярости, миновал коридор, сбежал по ступеням вниз, пересек веранду и выскочил во двор. Из зоны барбекю в правой стороне участка доносилась музыка в исполнении оркестра Поля Мориа. В подсвеченной огнями темноте ярко горел огонь мангала, на котором томились шашлыки, умело приготовляемые поварихой Натальей.

Точно заправский мангальщик, женщина поворачивала шампуры, время от времени опрыскивая мясо сухим испанским вином. За длинным столом, сервированным по всем правилам этикета, уже устроились перед тонкими фарфоровыми тарелками особенно нетерпеливые гости, дожидаясь, когда же придет именинник и можно будет приступить к трапезе. Светлана в темном костюме и белой блузке стояла чуть в стороне, готовясь обслуживать гостей за столом. Не замечая никого вокруг, Макс пронесся мимо стола, чуть не снес мангал и, подбежав к безмятежно откинувшейся в кресле Викусе, тронул ее за руку:

– Это правда?

Сидя под иргой, Нина Федоровна наблюдала за внуком, подавшись вперед от любопытства. Весь вид ее как бы говорил: «А я ведь была права! Добром это не кончится!» Разговоры разом стихли. Все взоры были прикованы к выясняющей отношения парочке.

– Вика, ответь! – Юноша с силой схватил ее за запястье. – Ты выходишь замуж за моего отца? За этого старого петуха, который не пропускает ни одного зеркала, чтобы не полюбоваться на свое облезлое отражение?

– Перестань, Максим, – сухо проговорила девушка, ерзая на кресле и вырывая руку. – Ты делаешь мне больно.

– Ты еще не знаешь, что такое больно. Больно вот где!

Маслов-младший с размаху ударил себя растопыренной пятерней по оранжевой футболке, там, где сердце, и, скрипнув зубами, продолжал:

– По меткому выражению Оскара Уайльда, верность – признак лени. Но ты у нас девочка не ленивая, верно, Викуся? Ты не остановишься на достигнутом, будешь и отцу изменять. Но он – не я. Отец не станет вести с тобой душеспасительные беседы. Он размажет тебя по стенке, закатает тебя, рижская кошечка, в асфальт. Умоешься у него кровавыми слезами.

Юноша склонился над бывшей невестой и, с ненавистью глядя в кукольное личико, свистящим шепотом продолжал:

– Ты очень сильно пожалеешь о своем поступке, Вика! И пожалеешь очень скоро!

– Макс, прекрати, – шагнул к разъяренному блогеру высокий седой красавец Андрей Жаров – бывший капитан команды, приехавший поздравить давнишнего друга. – Будь мужиком, отпусти ее!

– Отпустить? – взвился Макс. – Не лезь не в свое дело, старая сволочь!

В следующий момент Жаров легонько, ладошкой хлопнул парня по щеке, приводя в чувство, но Макс как будто только этого и ждал. Опрокинув стол, он ринулся с кулаками на своего обидчика. Завизжали женщины, мужчины кинулись разнимать драчунов.

– Костик! – перекрикивая оркестровый вариант «Истории любви», истошно закричала Викуся. – Костик, иди сюда! Максим свихнулся!

Кто-то из гостей направился к машине, чтобы от греха уехать домой. Нина Федоровна поднялась со скамейки и неторопливо направилась к месту ристалища.

– Полагаю, праздник окончен, – громко объявила она. – Наташа, выключи музыку. Будет лучше, если все отправятся по домам.

Из дома показался побагровевший именинник и устремился по газону к пускающему искры в ночное небо мангалу. Маслов был сильно пьян. Шатаясь, приблизился к матери и дерзко выпалил:

– Ты что это здесь раскомандовалась, мать-командирша? Никто никуда не пойдет! У меня день рождения, и я буду праздновать! Гриш, Юр, – окликнул он тех, кто еще не успел уехать. – Двигайте в гостиную, как следует выпьем! А этому поросенку, – хоккеист мотнул непослушной головой в сторону сидящего на траве сына, спарринг-партнер которого ретировался к авто и отбыл восвояси, – этому поросенку я утром задницу надеру. Викуся, пойдем-ка, моя красавица, в дом, – сюсюкая, Маслов шагнул к будущей жене, обнимая ее за талию и поцелуем слюнявя лицо.