В ручье иногда что-то плескалось и вздыхало, будто играла большая рыба, но на такой мели, ясное дело, крупной рыбы просто не могло водиться. Ним не впускал в голову эти мысли: и так хватало о чём тревожиться, не стоило ещё и о ручье думать и пугаться своих выдумок.

Свеча в руке горела неровно, пламя дрожало на ветру, воск стекал мутными горячими каплями по пальцам и капал на траву. Огонёк Велемира маячил впереди призывным красноватым глазком, Ним старался не сводить с него взгляда и гнал, гнал прочь мысли о мёртвом вознице.

– Скоро выйдем, – со знанием дела произнёс Энгле. – Земляника под ногами растёт, а в глухой чаще её нет, темно слишком. Скоро лесу конец, а там и селение какое найдём. Заночуем под крышей.

Ним кивнул. Ему хотелось верить, что Энгле прав.

* * *

Ручей и правда вывел их к селению. Лес плавно перетёк в поле, седое от тумана и мрака, а впереди мигали огоньки окошек – деревня или даже маленький городок, издалека Ним не видел, есть ли там святилище Золотого Отца. Путники проскользили по туманному полю быстро и бесшумно, не сговариваясь втянув головы в плечи и пригнувшись. Энгле что-то бормотал о полевиках и полудницах, но Велемир молча приподнял свою свечу выше, напоминая об этой неочевидной защите, смысла которой Ним никак не мог разгадать, а сам свечник не пожелал раскрыть.

Деревенька оказалась именно такой, какие представали перед глазами, стоило Ниму подумать о Княжествах. Приземистые, потемневшие от времени бревенчатые дома, будто бы выросшие из земли, походили на переросшие, подгнившие грибы. Двускатные крыши кое-где покрылись мхом, щербатые печные трубы местами обуглились. Подслеповатые пыльные окошки обнимали широкие резные наличники, где-то простые, а некоторые были украшены так причудливо, что Ним даже позабыл о своей лихорадке и неистово пожалел, что ему нечем и не на чем сделать зарисовку.

С каждым шагом холод глубже забирался под кожу, и сложно было поверить, что днём докучало жаркое солнце. Ним дрожал, сильнее наваливаясь на Энгле, в голове всё мешалось: мигающие огни четырёх свечей, маленькие оконца в широких рамах наличников, потемневшие стены, частоколы заборов, ворчащие на незнакомцев псы, бледные пальцы тумана, запах подгнившей древесины, тянущийся со дворов…

Велемир уверенно свернул на широкую деревенскую дорогу, и Ним услышал громкие человеческие голоса, выкрики, смех и невнятный шум. Наконец стылые вечерние запахи разбавил тёплый хлебный дух.

– Кабак, наверное, – обрадовался Энгле. – Ещё немного и отдохну от тебя, тяжеленного.

Ним хотел гордо ответить, что не просил никого помогать, но не сумел.

Велемир вывел их к центру деревни. Вокруг небольшой площади стояли мыльня, что-то вроде приказной избы и шумящий на всю деревню кабак. Ним почувствовал облегчение, предвкушая скорый отдых, но об ужине и не мечтал. Ясно, что никто не станет кормить его – оборванца без единой монеты в карманах.

На крыльце свечник остановился и обернулся к своим попутчикам. Он молча загасил пальцами огонёк своей свечи, а потом и огни остальных. Запахло дымом. Лишь убедившись, что все четыре фитиля погасли, Велемир потянул дверь на себя.

В кабаке было жарко натоплено, воздух словно уплотнился от густых запахов, и горло Нима сперва перехватило. Энгле потащил его к свободному столу, молчаливый рыжий парнишка беззвучно скользнул за ними, а Велемир вынул из мешка целую охапку свечей и пошёл предлагать свой товар подвыпившим посетителям.

Ним растёкся по стулу, привалившись плечом к стене, и закрыл глаза.

Кругом шумело, громыхало, хохотало, взвизгивало. Со скрипом двигались стулья и лавки, гремела посуда, хлопали ладони. В противоположном углу кто-то уныло дёргал струны какого-то музыкального инструмента, пьяный голос то брался подвывать, то замолкал, осипнув. Ним никогда не бывал раньше в подобных местах – отец запрещал ему, оберегая. В любой другой ситуации он бы испугался, но сейчас запрещал себе думать о чём-то кроме блаженного тепла и долгожданного отдыха.

– Не малы ещё пить? – пророкотал чей-то голос прямо над головой.

Ним вяло приоткрыл глаза. Над ними стоял толстый бородатый мужчина с животом, похожим на надутый пузырь. Его рубашку украшала вышивка с оленями и ветками лесных ягод – точь-в-точь такая, какую Ним видел в книге о нравах жителей Княжеств.

– Нам бы кров и ужин горячий, – ответил Энгле. – Деньги будут, – добавил он, высмотрев в толпе Велемира, довольно успешно торговавшего своими чудесными свечами.

Мужик проследил за его взглядом и сдвинул кустистые, с проседью брови.

– С вами свечник этот? Треть его выручки моя, не считая оплаты. Комната одна на четверых. На ужин каша с грибами.

Энгле вздохнул.

– Ну, хуже тоже бывало. Да, Нимус? По одёжке твоей вижу, бывало. – Энгле навалился на дощатый стол, приближаясь к Ниму. – Покажешь рисунки на руках?

Ним непонимающе мотнул головой. Все его мысли сделались неповоротливыми и ленивыми, ему хотелось наесться и повалиться спать до утра, а не отвечать на странные вопросы почти незнакомого паренька.

– Что, нету? – разочарованно сник Энгле. – Так ты не сокол, что ли?

Ним хрипло хохотнул и закашлялся. Сокол? Энгле насмехается над ним?

– Нет. Не сокол.

– А камешек соколий вон, на шее висит.

Ним сперва не понял, что за камешек имеет в виду Энгле, но потом вспомнил про подарок деревенской девушки.

– Ты и жалеешь теперь, что помогал? – спросил он.

Энгле опустил плечи и взъерошил льняные волосы. Обкромсанный мальчишка волчонком сидел в углу и даже не слушал их разговор, уткнулся лицом в сгиб локтя и замер, будто заснул.

– А вот и не жалею.

Скоро вернулся Велемир, чуть менее хмурый, чем прежде. Его мешок изрядно полегчал, зато в ладони поблёскивали монеты. Ним понятия не имел, на что местным сдались его свечи: своих свечников в деревне, что ли, нет? Ещё и, видимо, не задёшево. Но есть ли разница, как добыты деньги, если желудок пуст, а голова давно не касалась подушки?

Каша с грибами оказалась вовсе не так плоха, как думал Ним, а обжигающий сбитень – и вовсе великолепным. Грудь налилась теплом, расслабленные мышцы приятно покалывало, и Ним подумал, что ему не хватает лишь горячей ванны да новой одежды, чтобы снова почувствовать себя почти счастливым.

Почти – потому что страх и беспокойство ни на миг не отпускали его. Перед глазами то и дело всплывал убитый возница, а в висках постоянно стучала тревога о дальнейшем пути. Да и обстановка не давала почувствовать себя непринуждённо.

Чем дольше Ним сидел в душном, смердящем кабаке, тем сильнее проникался отвращением и страхом. Ему хотелось поскорее отсюда уйти, но кабак вроде бы давал хоть какое-то ощущение безопасности.

Через два стола сидела компания из нескольких мужиков, перед каждым из них стояла большая кружка с пенным. Один из мужиков был одет лишь в исподнее, другой – совсем наг, оба захмелели настолько, что чудом не валились на пол. Перед каждым лежали Велемировы свечи. Даже пьяницы не пожалели на них денег. Ним повернулся к Энгле. Почему-то он побоялся спросить напрямую у свечника, который, чуть отодвинувшись на стуле, допивал свой сбитень. Ним потрогал свой камень – если соколий, то, может, удастся расплатиться с Велемиром.

– Что это за свечи? – шепнул он, нагнувшись к Энгле.

Энгле с подозрением посмотрел на Нима, будто считал его недалёким.

– Свечи, – с нажимом ответил он. – Велемир – свечник.

– И что?

– Водяной.

Ним непонимающе помотал головой.

– Ты нездешний? – догадался Энгле и жадно впился глазами в Нима, будто обнаружил в нём что-то, чего раньше не примечал.

– Из Царства.

Велемир стрельнул по Ниму прищуренным взглядом и вдруг произнёс, не дав Энгле первым задать свой вопрос:

– Не говори об этом всем встречным. Целее будешь.

Ним не стал спорить. По пути в Солоград ему придётся выучить уйму условностей и запретов, чтобы научиться жизни в Княжествах.

– А как там, в Царстве? – не унимался Энгле. Велемир недовольно поджал губы: опасался, что такой разговор привлечёт к ним ненужное внимание, но посетителям кабака,