Я поставил стулья по обе стороны от кресла, в котором расположился отшельник. Мария обеими руками сжимала иссохшие руки старика. Он устроился поудобнее, откинувшись на спинку кресла.

Они начали легко и непринужденно болтать. О здоровье Витторио, о том, как его подводят глаза, как стало невозможно читать и как ему этого не хватает, о студеной зиме в Пачентро, когда с гор дует обжигающе холодный воздух. Мария говорила об итальянском вине, которое научилась любить и которое приносит немного солнца на суровые равнины Венгрии.

– А знаете, Витторио, я выбрала для вас бутылку вина, – сообщила она.

Она вытащила из сумки привезенную для него бутылку и вложила ее ему в руки.

– Вы любите вино?

Он не ответил, потом заговорил:

– Как вам сказать? Да, конечно, люблю. Но вообще-то я скорее люблю мысли о вине. Об этом детище виноградной лозы. Вино, виноградник – эти слова часто встречаются в Библии. Что касается самого вина, то мне не часто доводилось его пить. Думаю, оно быстро ударит мне в голову.

Он затрясся от смеха и почти сразу закашлялся.

– Это итальянское вино?

– Нет, – произнесла Мария. – Это белое венгерское вино. Токай 2007 года. О нем говорят, что это вино королей и король среди вин.

– Ой, не многовато ли королей для одного бедного отшельника? – усмехнулся Витторио. – Может, попробуем его вместе? Мне было бы приятно. Гаспар, достаньте, пожалуйста, стаканы, они где-то рядом с раковиной. И если вам повезет, то вы где-нибудь найдете штопор.

Я расставил на краю стола три маленьких желтоватых стаканчика и не без труда открыл бутылку при помощи складного ножа со штопором.

– Я часто думал о тебе, – сказал отшельник. – Обо всей этой истории. Очень часто. Об утонченности одних, о варварстве других.

Мария заговорила о пяти партиях, записи которых забрала у него в прошлом году. Она снова поблагодарила его, сказала, что это очень важно для нее, и теперь эти листки хранятся у нее в Венгрии под стеклом, вставленные в рамки.

Отшельник покачал головой, глядя в пустоту:

– Сколько зла мы совершили…

Мария положила руку ему на плечо.

– Как мы дошли до такого? – продолжал старик, ни к кому не обращаясь. – Как это могло случиться?

Я разлил вино по стаканам под пристальным взглядом Марии. Отшельник осторожно провел по волосам Марии дрожащей рукой, и на его лице засветилась слабая улыбка.

– “Волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской…”[6] – внезапно продекламировал он и от этого усилия снова закашлялся. – “Песнь песней”, – отдышавшись, пояснил он. – Текст для влюбленных. Вы согласны?

– Если вы не сочтете это непростительной ересью, мы могли бы чокнуться и выпить за эту песнь, – предложил я, сунув стакан в руку старику.

– Прекрасный повод, – одобрил он.

Мы подняли стаканы.

– Спасибо, Мария, – сказал Витторио, попробовав вино.

– Оно хорошее, – проговорила она.

– Хорошее? И это все? А еще что? – возмутился я.

И я объяснил Витторио, что обычно Мария посвящает вину целые поэмы.

– Вы его не слушайте, – возразила Мария. – Это просто шутка.

Мы одновременно сделали по паре глотков.

– Кстати, о реванше, – заговорил отшельник. – Кажется, мы его друг другу пообещали, не так ли, Мария?

– Я помню, – отозвалась она. – Мы тогда сыграли вничью.

– Мы могли бы выполнить это обещание, пока я еще не захмелел. Если, конечно, Гаспар не сочтет это неуместным.

– Ничуть, – сказал я. – Если мне разрешат изредка подливать себе вино.

– Гаспар сам играет, – сообщила Мария отшельнику.

– Я почти всегда ей проигрываю, – уточнил я.

– Наверняка такова воля ее деда, – сказал Витторио.

В конце концов я уселся прямо на пол, на грязный линолеум, держа в руке стакан и прислонившись к стулу и бедру Марии, которая закрыла глаза. Время от времени она машинально ворошила мне волосы. Как и в первый раз, они играли вслепую, не садясь за доску. Я старался следить за их ходами.

– Пешка на h6, – произнес отшельник, игравший черными.

– Ферзь на b3, – ответила Мария.

– Ферзь на c7.

– Пешка берет на d5.

Насколько я мог понять, отшельник играл уверенно, опираясь на значительные теоретические знания.

После получаса игры Мария обошла последнюю ловушку, расставленную отшельником на ферзевом фланге. И оказалась в бесспорно выигрышной позиции.

Отшельник обхватил лоб всеми десятью пальцами. Я смотрел на его голубоватые кисти с узелками вен.

– Я сдаюсь, – наконец произнес он. – Ничего не могу противопоставить превращению вашей пешки на h, правильно?

– Да, это так, – подтвердила Мария. – Это была красивая партия.

В знак согласия отшельник часто закивал, наклоняясь вперед всем торсом, потом замедлил это монотонное движение, как будто собираясь проститься с Марией. Мы заметили на его лице легкую улыбку.

– Глаза вас, может, и подводят, но только не память, – добавила Мария.

Отшельник выпрямился.

– Мне не на что жаловаться, – сказал он. – Впрочем, поскольку ты заговорила о памяти, должен тебе сообщить, что она мне помогла приготовить для тебя подарок, и я счастлив, что могу тебе его вручить. Сам Господь тебя послал ко мне.

Мы одновременно посмотрели на него.

– Ты помнишь маленький керамический горшок?

– Тот, в котором были спрятаны записи партий?

– Да, – кивнул Витторио. – Принеси его, он стоит на полке.

Мария встала, взяла горшок.

– Достань то, что лежит внутри.

Мария достала из горшка свернутый в трубочку листок бумаги. Вопросительно посмотрела на старика.

– Я говорил тебе о необыкновенной партии, о которой мне подробно рассказывал Фланцер. Миниатюра в семнадцать ходов. Он проиграл ее Симону Паппу. Ее, к сожалению, не было среди тех пяти, что я сохранил и передал тебе. Мы с ним разыгрывали ее несколько раз, восхищаясь ее красотой и мощью комбинаций.

– Да, я помню, вы мне об этом рассказывали, – подтвердила Мария.

– Так вот, я вспомнил ее, всю целиком. Вскоре после твоего прошлогоднего визита я проснулся утром и понял, что все ходы этой партии выстроились у меня в голове.

– Невероятно! – воскликнула Мария. – После стольких лет!

– Сама партия – вот что действительно невероятно. Когда ты ее изучишь, тоже запомнишь на всю жизнь. Я попросил Анджелу – это хозяйка галантерейного магазина, старая женщина, которая навещает меня каждый день, – записать ее на бумаге под мою диктовку. Этот листок, конечно, не документ эпохи, в отличие от тех, что у тебя уже есть. Но эту партию сыграл твой дед, наверняка там же, где и те, другие. И в то же самое время.

Он немного помолчал.

– Она принадлежит тебе.

Мария приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать. Но в итоге не произнесла ни слова.

– А теперь старый отшельник