Тру глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд. Есть в этой девушке что-то… знакомое. Она учится в старшей школе Эмброуз? Не думаю. Я знал почти всех учившихся там ребят и непременно ее запомнил бы.

– Привет, – говорю я, протягивая руку.

Определенно, такого неловкого жеста мир еще не видел.

Девушка оглядывается через плечо, словно ожидает увидеть там того, к кому я обращаюсь.

– Я тебя знаю? – спрашиваю я, когда она снова поворачивается ко мне.

Я всё пытаюсь вспомнить, где видел ее лицо, мой мозг мечется между спортивными лагерями, футбольными матчами и школьными коридорами. Она отрицательно качает головой, и, хотя я мог бы поклясться, что уже видел ее раньше, решаю не настаивать. – Ты что-то сказала? Только что?

Девушка молчит, словно колеблясь, в ее больших глазах читается любопытство – а может, удивление или смущение от того, что я примерно полторы минуты не мог открыть крышку пузырька.

– Не думала… что ты меня услышишь, – говорит она.

Делаю шаг вперед и замечаю россыпь веснушек у нее на носу.

– Я услышал, как кто-то разговаривает. Это была ты?

Незнакомка глядит на меня настороженно, словно не уверена, отвечать или нет.

Пристально смотрит мне в глаза.

Мне следовало бы повернуться обратно к могиле Ким, ведь я здесь только ради нее, но вместо этого с моих губ слетает вопрос:

– «Давным-давно», верно?

Девушка, не отрываясь, смотрит мне в глаза, эти слова повисают между нами.

Она заправляет прядь волос за ухо, ее щеки розовеют.

– Я… рассказываю истории, – произносит она и слегка касается одного розового цветка.

– Истории? Вроде… сказок?

– Да, – отвечает она и едва заметно улыбается. – Именно так. Что-то вроде сказок.

– Это круто, – говорю я, останавливаясь перед ней.

Нас разделяют розовые цветы. Девушка обута в желтые кеды и мыском ноги вычерчивает на земле перед собой полукруг. Больше она ничего не говорит, поэтому снова заговариваю я.

– Как тебя зовут?

Однако она спрашивает одновременно со мной:

– У тебя болит голова?

Моя голова? Я касаюсь шрама на лбу. А мне казалось, что под отросшей челкой его не видно.

Провожу по шраму кончиком пальца. Боль еще пульсирует в висках, но уже не такая сильная, как раньше.

– Как ты?…

– Марли, – говорит она, и снова наши фразы звучат одновременно. – Меня зовут Марли.

Марли. Это имя мне не знакомо, но ее лицо я определенно видел прежде.

– А я Кайл, – говорю я, радуясь, что наши реплики перестали накладываться друг на друга. – Кайл Лафферти.

Марли кивает и несколько секунд изучающе рассматривает мое лицо, потом говорит:

– Еда помогает. В борьбе с головными болями. – Я неосознанно смотрю на ее губы. Розовые, красиво очерченные, уголки чуть приподняты – они похожи на два лепестка. – Может, тебе поесть? Уже время обеда, – продолжает она.

Резкая боль пронзает мой висок, но проходит прежде, чем я успеваю его коснуться.

– Хочешь… пообедать? – спрашивает Марли.

– О, – тяну я, наконец уловив суть ее вопроса. У меня внутри всё холодеет. Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, я пришел ради Ким. Качаю головой и делаю движение, чтобы отвернуться от Марли. – Нет. М-м-м, я лучше пойду.

– Но ведь ты голоден, – замечает она.

Я уже открываю рот, чтобы возразить, но тут, как по заказу, мой желудок громко, протяжно урчит. Марли прячет улыбку. С трудом сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться в ответ, хотя ситуация действительно забавная. Для меня сейчас засмеяться – всё равно что свободно заговорить по-китайски. Но ощущения… приятные.

Марли права. Я действительно голоден, но… если я отправлюсь обедать с ней, то уйду, так и не поговорив с Ким.

Пусть я понятия не имею, что говорить, но будет неправильно вот так взять и переключиться на другие занятия.

Раз уж я сейчас не могу поговорить с Кимберли, вероятно, мне следует пойти домой.

– Спасибо, но я правда не могу, – говорю я. Прихрамывая, прохожу по дорожке мимо девушки и направляюсь к воротам.

– Ой. Ты уходишь, – бормочет она.

Что-то в ее голосе заставляет меня остановиться и обернуться.

Я вполне готов пуститься в дальний обратный путь к дому, но Марли заправляет прядь волос за ухо, в ее карих глазах мелькает надежда.

«Шагай дальше».

Хочу уйти, но не могу сдвинуться с места, ноги отказываются подчиняться голосу разума.

Марли делает шаг ко мне, но потом, видя, что я ничего не говорю, сует руки в карманы и отводит взгляд.

Может, ей одиноко? Кладбище – не то место, где люди обычно проводят время в середине дня.

Полагаю, можно немного задержаться. Последние три месяца я общался только с мамой. Иногда еще с Сэмом, но в основном с мамой. Пожалуй, это не вполне нормальное поведение для восемнадцатилетнего парня, но я больше не знаю, что значит быть нормальным.

Я снова смотрю на девушку. Ну в самом деле, это же просто обед. Всё равно я собирался пойти домой и съесть миску овсяных хлопьев или что-то в этом роде.

Марли едва заметно мне улыбается, как будто читает мои мысли.

– Итак… – произносит она.

– Давай пойдем, пообедаем? – предлагаю я.

Она улыбается так ослепительно, что меркнет солнце, глаза сияют ярче, карие радужки начинают отливать зеленью.

Очень заразительная улыбка. Я вдруг ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь: моя первая искренняя улыбка за несколько месяцев. Приятно для разнообразия порадовать кого-то.

– С большим удовольствием, – отвечает Марли.

Мы вдвоем идем к кованым воротам. Я колеблюсь, обернувшись, смотрю на могилу Кимберли. Не знаю, чего я ждал, но определенно не этого. Мысленно обещаю Ким, что вернусь, что в следующий раз подберу нужные слова, но ее голоса в ответ не слышу.

Несколько минут спустя я останавливаюсь как вкопанный, поняв, где мы оказались.

Здесь? Это шутка? Из всех мест, в которые я мог бы нас привести, ноги сами собой принесли меня именно сюда, и вот уже извилистая дорожка парка выводит нас к…

– О, я так люблю этот пруд, – говорит Марли.

Я искоса смотрю на нее.

– Ты уже здесь бывала?

Она кивает, и у меня в голове встает на место последний кусочек пазла. Может, она поэтому кажется мне знакомой? Наверное, я видел ее, когда приезжал сюда с Сэмом и Кимберли.