Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что же было дальше?
— Дальше ничего не было. Тесла, обидевшись на журналистов, публично обвинивших его в мошенничестве, разобрал таинственный прибор, а принцип его действия унёс с собой в могилу.
На этом Николай Николаевич краткую лекцию посчитал оконченной, и велел Косте готовиться к переезду.
— А чего перевозить-то будем? — не понял Костя. — Мои вещи все при мне.
— Серафима Ивановна просила привезти несколько банок консервированных овощей. Так что полезай в яму и найди там пару банок помидор, баночку огурчиков, баночку грибков и вишнёвый компот. Всё это хозяйство мы сейчас погрузим в багажник «десятки» и отвезём ко мне в загородный дом. Ты машину водишь?
— Ещё спрашиваете! Да я почётный военный водитель ленинградских дорог и просёлков! Знали бы Вы, сколько я времени в армии за баранкой провёл!
— Вот и чудно. Заодно отвезёшь меня на работу.
— А как же ваша персональная тачка?
— Мой персональный автомобиль во главе с персональным водителем сегодня проходит техосмотр. Ещё вопросы будут? Если нет, то полезай в яму, а то я тороплюсь.
Костя взял лежавший на верстаке мощный японский фонарь и полез в яму.
— Ого! — даже присвистнул от удивления Костя, обнаружив в яме большую нишу, оборудованную полками и доверху заставленную разнокалиберными банками с консервацией. В это время противно скрипнула гаражная калитка, и в гараж кто-то вошёл.
«Надо завтра будет петли смазать», — машинально отметил про себя Костя, и замер, вслушиваясь в голос незнакомца.
— Простите, но мне нужен профессор Серебряков, — прозвучал приятный мужской баритон.
— Зачем он Вам? — холодно спросил Николай Николаевич. Возникла пауза, во время которой у Крутоярова мигнул и погас фонарь, и чтобы в темноте не натворить бед, Костя замер на месте.
— Я так понимаю, что профессор Серебряков — это Вы? — снова прозвучал молодой голос.
— Возможно, — всё так же холодно ответил Николай Николаевич.
«С ума сойти можно! — восхитился про себя Крутояров. — Мой босс ко всему ещё и профессор!»
— Молодой человек! — официальным тоном обратился Серебряков к незнакомцу. — Я не пишу студентам дипломные работы, даже за деньги, поэтому вряд ли могу быть Вам полезен.
— И тем не менее, можете. — ответил юноша сиплым голосом, и Костя услышал, как он сделал несколько шагов.
Крутояров был участником не одного десятка боестолкновений в местах постоянной дислокации пивных ларьков, поэтому прелюдию к мордобою определял не по смыслу произнесённых слов, а по тому, с какой интонацией эти слова были произнесены. Последняя фраза незнакомца ему не понравилась, точнее, не понравился тембр его голоса — в нём чувствовалась скрытая угроза.
Поэтому Костя осторожно, чтобы ничего не разбить в темноте, сделал пару шагов и выглянул из своего нечаянного убежища.
То, что он увидел, ему не понравилось ещё больше. Молодой человек в длинном чёрном плаще деловито взял с верстака молоток и неожиданно с силой нанёс два удара своему собеседнику по голове.
Николай Николаевич даже не успел вскрикнуть, и как подкошенный свалился на вымощенный керамической плиткой пол гаража. Крутояров хотел было окликнуть незнакомца, но от увиденного слова застряли в горле. А убийца, не замечая присутствие свидетеля, брезгливо отбросил молоток в сторону, стал шарить по карманам жертвы. Костя видел, как он забрал из внутреннего кармана костюма бумажник, а из бокового кармана связку ключей. Обычно чувство самосохранения у Кости, оглушённое лошадиными дозами алкоголя сладко спало где-то в глубинах его сознания, поэтому он смело бросался в драку, невзирая на численность и физическую форму противника. Однако сегодня был не тот случай.
— Если ты сейчас не спрячешь свою давно не стриженую башку, то через мгновенье её оторвут без всякого сожаления. — сказал Крутоярову его внутренний голос, и впервые за много лет Костя его послушал и нырнул обратно в яму. Ему стало по-настоящему страшно.
— Чего это я, словно салага, сдрейфил? — попытался он взбодрить себя, но тут послышался звон разбитого стекла, и Костя не удержался и выглянул из ямы. Убийца стоял над трупом, и в его руке было горлышко от бутылки. В гараже резко запахло водкой. Теперь тело Николай Николаевича лежало в луже алкоголя, и вытекавшая кровь из раны медленно смешивалась с водочными потёками.
Крутояров снова нырнул в яму и замер. То, что на его произошло на его глазах, не было простой разборкой. Это был типичный «заказ»[13]. Кто и за что заказал профессора Серебрякова, Костя не знал и знать не хотел. Самым большим и сокровенным его желанием было выбраться из гаража живым. В этот момент стоящая над его головой «десятка» чихнула вонючим дымом и завелась. Яма мгновенно наполнилась выхлопными газами, и Крутояров, насколько мог, задержал дыхание. Ещё через пару мгновений машина тронулась с места и выехала из гаража. И наступила тишина. Мёртвая тишина.
г. Санкт-Петербург. Лето 18** года.
Из дневниковых записей г-на Саратозина
Возвращение в мир живых было болезненным. Сначала пришла боль, потом — стыд. Вы не поверите, господа, но мне было стыдно за то, что я остался жив. Не могу утверждать, но, видимо, нечто похожее испытывает каждый самоубийца, которому не суждено покинуть этот мир по своей прихоти. Да, да, именно прихоти, греховной прихоти слабых духом людишек. Глаза мои были закрыты, но я понимал, что лежу на полу в гостиной и судорожно пытаюсь вдохнуть воздух. Каждый мой вдох отдавался в горле нестерпимой болью. Воздух вдруг стал сухим и колючим, и не приносил мне облегчения, а только усиливал страдания. В груди моей что-то клокотало, а в голове чередовались вспышки боли. Наконец сознание моё немного прояснилось, и я, приоткрыв глаза, в какой-то белёсой мути увидел над собой лицо моего батюшки. Боль ежесекундно отзывалась в моей голове огненными вспышками, и прошло ещё несколько мгновений, которые позволили мне осознать всю унизительную сущность моего положения. Мне было больно оттого, что батюшка со всего маха хлестал меня ладонью по щекам.
— Не смей! Не смей умирать, паршивец ты этакий! — кричал он, и слёзы катились по его старческим щекам. Ещё несколько минут назад я страстно желал увидеть эти слёзы, его растерянность и его страх — страх потерять близкого человека. Теперь мне было всё равно. Как некогда писал Пушкин: «Я пережил свои желания»! Не знаю, кого имел в виду поэт, начертав эти строки на листе бумаги, но в тот момент, лёжа на полу гостиной, я понял, что эти строки были обо мне.
Возвращение из мира мёртвых не проходит бесследно, лично я вернулся из небытия опустошённым и растерянным. Я больше не чувствовал в себе никаких желаний и потребностей. Мне показалось странным, что несколько минут назад я страстно хотел разрушить брак отца с Варенькой. Теперь моя выходка казалась мне смешной и глупой. Единственным желанием, которое я испытывал в тот момент, было уклониться от очередной родительской оплеухи. Я замотал головой и захрипел.