серьезности своих травм все равно не мог – его мысли были только о противнике. Я думаю, сам он понимал, что уже проигрывал бой, и хотел решительно завершить его нокаутом противника.

Разумеется, когда боксер выигрывает, он тоже это осознает. Если ты попадаешь и при этом не пропускаешь, это заметно не только со стороны!

По словам Сурхая Сунгурова, все в тот вечер шло не по плану.

– Я, зная Магомеда, не мог предположить вообще, что он может проиграть этот бой! – вспоминает Сурхай. – Тем более что поединок так плачевно закончится. Зная даже, что Перес – непростой соперник, я не предполагал такого до последних раундов, там уже понятно было, что Магомед проигрывает. Я не был в углу, я не слышал, что он говорит. Но понимал, что никто этот бой останавливать не будет. Потому что все решал, в принципе, сам Магомед. А он никогда не остановился бы! Не допускал даже мысли, что может проиграть.

Мы пришли уверенными – никто не сомневался в Магомеде. Хотя, конечно, так нельзя: всякое в боксе может быть. Тем более у тяжеловеса – мощные удары, нокауты… Сам Абдусаламов часто повторял, что «всю мою карьеру может решить один удар». Потом мы узнали, что в бою он сломал руку, кисть. Как сейчас помню, когда он лежал в реанимации, я видел эту сломанную левую руку в гипсе…

А некоторым из наших друзей даже показалось, что Майк Перес был в какой-то нереальной форме – они потом смотрели его бой с Александром Поветкиным, и российский боксер уложил его лишь за пару раундов. А ведь Магомед тоже очень хорошо по нему попадал! Хотя… решающую роль все равно сыграло то, что муж не особо защищался, да и не хотел действовать «от обороны» в принципе. Он сильно надеялся на свой «молот», но его противник смог устоять.

– Вспоминать все это очень тяжело, – рассказывает Абдусалам. – Выход на ринг тогда прошел так же, как и все предыдущие, совершенно обычно. Все поначалу шло своим чередом. Я помню, как уже во время боя я подошел к брату и посоветовал ему больше работать в ближнем бою, поскольку в нем у него всегда были выше шансы. Но подойти к Пересу близко у него тогда не получалось.

Тот бой я никогда не пересматривал – но я хорошо помню вот что: Магомед на протяжении боя хотел достать его издалека. Однако ничего не вышло – быть может, из-за травмы у него нарушилась координация, и это тоже могло повлиять…

После поединка он позвонил домой, своей матери и семье, сказал, что не сумел в этот раз их обрадовать, но обещал, что обязательно обрадует их в будущем. Я даже помню, как Магомед, не сходя с ринга, уже говорил, что хочет реванш. И когда комментаторы к нему подошли, он ответил им коротко: «Сегодня ему повезло больше… Сегодня его день». После этого он спокойно спустился, пошел в раздевалку и, в общем, вел себя вполне нормально. Он сделал пару звонков по «WhatsApp» в Россию… и после этого у него начала очень сильно болеть голова. Он стал жаловаться на боль, его начало тошнить, и мы все стали бегать по врачам и менеджерам. Были там и другие люди, но всех я сегодня уже не назову.

…Бой завершился.

Магомед проиграл по очкам: 94–95 и дважды 92–97. Мой муж твердо выстоял все десять раундов. Несмотря на травмы и потерю сил, он сражался до конца, как и положено настоящему мужчине, дагестанцу, мусульманину.

Борис Гринберг сразу заметил, что его подопечный сам на себя не похож, и предложил поехать в больницу. Мага, в силу своего духа и боевитости, поначалу не захотел. Лишь попросил обезболивающего. Но менеджер не отступился – и вызвал доктора.

Моему мужу просто посмотрели глаза, взяли анализы для допинг-контроля и задали несколько вопросов специального теста, на которые он ответил не полностью… В моче также оказалась кровь, но врач успокоил Магомеда и отпустил домой, посоветовав отлежаться, а потом, если самочувствие не улучшится, посетить поликлинику по месту жительства. По сути, штатные медики просто сделали что-то лишь «для галочки».

– Врачи тогда зашили ему нижнее рассечение глаза, и я помню, как он уже в это время пожаловался врачу на голову, – рассказывал Абдусалам. – Доктор тогда вызвал другого врача, тот обратился еще к одному, и так прошло драгоценное время… Когда же мы были уже одеты, брат сказал, что голова у него заболела еще сильнее, и я, взяв его под плечо, вывел на улицу, на свежий воздух. Там мы увидели «Скорую помощь», поговорили с ними и попросили отвезти в больницу. Магомеду пришлось самому на английском языке объяснить им, что ему плохо: его состояние на тот момент было уже очень тяжелым, Магу тошнило, и сейчас, вспоминая тот момент, я до сих пор удивляюсь, почему же врачи так и не смогли понять, насколько серьезной была ситуация.

Когда же мы поняли, что нас оттуда не заберут, отцу пришлось самому поймать такси, на котором нас доставили в госпиталь. Когда мы начали трогаться, как раз завершился последний бой вечера и тысячи людей хлынули с трибун на манхэттенские улицы… Мы попали в ужасную пробку, передвигались очень медленно, и пусть до больницы Магомед еще мог с нами говорить, ему было уже тогда очень больно.

Повторяю снова и снова: по всем правилам моего мужа должны были забрать прямо с ринга на Emergency (карете «Скорой помощи»)! А получилось так, что Магомед просто спустился вниз, его «проверили», и он пошел в раздевалку сам. Позже мы судились именно по этому поводу…

Наконец мой муж и его спутники все-таки добрались до больницы, но Магомеда даже там не сразу приняли. Была длинная очередь из пациентов. В основном, с легкими бытовыми травмами. По логике вещей Магомеда должны были пропустить вперед, но так было бы у нас в России. А в США порядок другой: начинали с тех, у кого есть медицинская страховка или кто приехал на «Скорой помощи». Но мой муж прибыл как частное лицо, поэтому было сложно. Система оказалась против нас.

Когда друзья Магомеда поняли, что других вариантов не осталось, они просто взяли его под руки и пошли напролом. Охрана пыталась их задержать, но спутники моего мужа устроили такой скандал, что в итоге им все же привезли каталку, положили на нее Магомеда, повезли делать обследование.

И сразу же обнаружили страшную гематому в черепе…

Диагноз поставили быстро: обширное кровоизлияние и отек мозга.