На верхней полке нахожу свежее мясо, чему несказанно радуюсь. Значит, мой план по приготовлению бульона от похмелья все еще можно претворить в жизнь.

Видимо, Витя таки закупает продукты. Да только их никто особо не пользует. И выкидывать некому. И это Глеб еще что-то говорит о том, что я плохо ем… Ну-ну. А у самого холодильник ломится от пропавшей еды.

Быстро мою мясо и отправляю кастрюлю с водой на огонь. Принимаюсь за мытье холодильника. Собираю испорченную провизию в мусорный пакет. Избавив холодильник от неприятных запахов, раскладываю по полкам пригодные для использования продукты.

Замираю, услышав звук хлопнувшей входной двери. Хм… У нас гости?

Прикрываю холодильник и поворачиваюсь к коридору, когда в проеме появляется Виктор. Кажется, он меня не замечает. Проходит в обуви через всю кухню и оставляет на столе аптечный пакет. Видимо, подоспели обещанные витамины.

Витя поднимает удивленный взгляд на бурлящую на плите кастрюлю и, осмотрев кухню, наконец находит меня. Хмурится, будто и забыл о моем существовании.

— Доброе утро, — начинаю первой.

Витя молча кивает и потихоньку пятится, попутно оценивая мой странный наряд.

— Рада, что вы заглянули, Виктор, — как можно дружелюбнее сообщаю я. Однако у него такое лицо, будто в моих руках все еще пистолет. — Это мои витамины?

Опять кивает. Видимо, ему действительно запретили со мной разговаривать.

— Спасибо. У меня к вам пара просьб, — говорю елейным голосом, дабы не вспугнуть свою жертву. Не убегает — уже хорошо. Значит, готов выслушать.

— Первое, — начинаю я, складывая руки в замок перед животом. — Вы же понимаете, что скоро в доме появится малышка? Которая будет всюду ползать. В рот все тянуть…

Я улыбаюсь, но чувствую, что Витя не вкуривает, к чему я веду. Потому опускаю многозначительный взгляд на его лаковые туфли.

— В дом мы больше в обуви не заходим.

И наставительно киваю, приподнимая бровь.

Сдерживаю улыбку, заметив, что Витюша, который вчера в грудь бил, порываясь вызвать полицию, вдруг смутился и возобновил свой несмелый побег, больше смахивающий на лунную походку.

— Это еще не все, — останавливаю его я, жестом показывая на полный пакет мусора. — Захватите?

Витя обалдевшими глазами смотрит на меня. Наверно, пригрелся на месте поверенного Глеба и не ожидал, что его могут использовать… так.

Водитель переводит взгляд на пакет. Затем на свои туфли. И снова на меня.

— О, не волнуйтесь, я еще не успела помыть полы. Так что проходите, не стесняйтесь! Это я на будущее предупредила.

Витя хватает мусор и практически дает деру из дома. Усмехаюсь, глядя ему вслед.

Отвернувшись от прохода, сажусь за стол и принимаюсь изучать витамины из пакета. Вот это батарея! И все импортные. У меня была одна скромная баночка «Компливита», но, очевидно, по меркам Глеба этого недостаточно.

— Строишь моих подчиненных? — раздается сзади строгий голос с едва заметной хрипотцой.

Ну вот и проснулся. Пожимаю плечами:

— Он сам напросился. Что за наглость — входить в чужой дом в уличной обуви!

Поворачиваюсь к Глебу и успеваю заметить его зачарованный взгляд, цепляющийся за край надетой на мне рубашки. Его рубашки. Я знала, что ему понравится.

— Доброе утро, Глеб Витальевич, — запоздало говорю я, переключая внимание потемневших глаз со своих ног на лицо. — Как спалось?

Глеб долго смотрит мне в глаза. Будто испытующе. Хмурится. Догадываюсь, почему он так разволновался. Вспомнил, чего наобещал ночью? Перемирия. И теперь даже не может себе позволить порычать.

— Присаживайтесь, — говорю, отходя от стола. — Целебная жидкость почти готова. Отведаете — и станете как огурчик.

Глеб откашливается, явно не спеша выполнять рекомендацию.

— Разве я не приказывал не разводить меня, пока я не в себе? — явно не так зло, как ему бы того хотелось, спрашивает он.

— Это я-то?! — Я вызывающе приподнимаю брови и поворачиваюсь к мужчине, застывшему у стола и сжимающему спинку стула. — А разве это не вы вчера вломились в мою спальню? Разорвали на мне платье? Свадебное, между прочим. А затем, как варвар какой-то, утащили в свою берлогу. А я ведь сопротивлялась!

По мере того, как я припоминаю его ночные завоевания, складка между бровей Глеба становится все глубже. Что, мой дорогой муж, не удается скинуть ответственность? И правильно! Сам виноват!

Видимо, поняв, что эту схватку он проиграл, Глеб отпускается-таки за стол.

— Подобного не повторится, — бросает он, не поднимая на меня взгляд.

Я поворачиваюсь к плите, чтобы скрыть победоносную ухмылку, и наливаю в кружку бульон. Мы это уже проходили. Повторится, Глеб Витальевич. Еще как повторится. Однако в этот раз я уже ученая. Промолчу, дабы не провоцировать.

Опираюсь рукой на стол и ставлю кружку перед Глебом.

— Осторожно. Очень горячо.

Он смотрит на меня так, будто я предлагаю ему отраву. Но все же просовывает пальцы в широкую ручку и подтягивает чашку к себе.

Вот и молодец. Хочется куда большего, нежели просто в гляделки поиграть. Но я ограничиваюсь тем, что он просто рядом. Отворачиваюсь. Достаю из-под раковины небольшую метелочку с совком и наклоняюсь, чтобы собрать разбросанную по кухне гречку.

Глеб вдруг закашливается и с грохотом опускает кружку на стол.

— Ты в таком виде с Витей разговаривала?! — рычит он.

— А что, нельзя? — с невинным видом выпрямляюсь я, догадываясь, что он там увидел. Сменное белье мне пока раздобыть не удалось. А во вчерашнем ходить девушке не пристало.

Упс!

— Это не «нельзя»! — грохочет он, вскакивая из-за стола. — Это недопустимо для моей жены!

Подходит совсем близко, забывшись в порыве гнева или… не гнева? Хватает меня за локоть и притягивает к себе.

Я усмехаюсь, пробегаясь пальчиками по его обнаженной груди.

— Что недопустимо? — Прикусываю губу, даже не намереваясь поднимать на него взгляд. Жадно изучаю рельеф его тела. — Твоей жене недопустимо ходить по твоему дому нагишом? Или готовить тебе завтрак? Может, недопустимо прибираться? Или любить своего мужа?

Скольжу пальцами между нашими телами, расстегивая пуговки.

— Если все это недопустимо, то я отказываюсь, — пожимаю я плечами.

— От чего? — как-то растерянно рокочет он, не упуская из виду неожиданно распахнувшиеся полы рубашки.

— Быть твоей женой, конечно, — равнодушно отмахиваюсь я.

— Убью, — тихо рычит Глеб, а голодный взгляд не отрывается от моей груди.