В волосах запутывается огромная ладонь, словно оберегая мой затылок от очередной травмы, а в следующую секунду меня припирает к стене мощным телом.

— Анна? — слышится из динамика с моего запястья, прижатого сильной рукой к холодному зеркалу. — Вы еще здесь? Я сейчас же приеду и насую этому…

Поцелуй прерывается так же резко, как и начался. И я невольно охаю.

— Я в порядке, дружище, — с деланым спокойствием отзывается Глеб, не отрывая от меня горящего взгляда. — Не надо никуда приезжать. Анюта шутит.

Глеб смотрит так, словно хочет меня съесть. И это его «Анюта»…

— Не заливай только, — ворчит голос из динамика. — Будто я тебя не знаю! Зарылся в свои думы и пошел мозг отключать в качалку. Благо у Ани твоей, в отличие от тебя, котелок варит исправно! Ну ничего, я тебе так вправлю! Поедешь у меня в санаторий…

— Все-все, мам, угомонись, — усмехается Глеб. — Больше не буду.

Он сбрасывает звонок, но не спешит меня отпускать. А я уже совсем захмелела от близости его тела. Натруженного, влажного от пота, огромного тела.

— Что ты вьешься, Ань? — грубо усмехается Глеб у моего уха, по-хозяйски сминая мои губы шершавым пальцем.

— М? — непонимающе пищу я.

— Ты же как сучка течная проходу не даешь.

Ах ты ж… хамло!

Шлепаю грубияна по руке, избавляясь от его пальцев на своем лице. Подбираюсь, выпрямляя спину и насилу вынуждая свой утекший в трусы позвоночник вновь вернуться в твердое состояние.

— Хотела проверить, волк ты или кобель, что не может мимо задранного хвоста пройти, — с вызовом бросаю ему в лицо, изо всех своих сил отталкивая наглеца.

Выскакиваю в коридор и прижимаюсь спиной к прохладной стене, когда за дверью раздается раскатистый смех. Вот же… Прикусываю губу, чтобы ненароком на познакомить мерзавца с нашим народным воронежским сленгом.

И ведь хочет же! Да так хочет, что мне будто каленое железо к животу приложили, когда прижался. А в итоге это еще я течная?!

Грубиян!

А сучка-то кусается… Ух какая.

Исподлобья смотрю на захлопнувшуюся дверь, словно гипнотизируя ее. Потираю подбородок, пытаясь восстановить дыхание. Хочу, чтобы вернулась. Хочу снова припереть ее к стенке и…

А, черт! Одна только мысль, что она моя, жилы тянет. Моя жена. И, по сути, я могу делать с ней все, что захочу. Но… Гадство, это «но» не дает мне покоя.

Задумчиво похлопываю по прохладному зеркалу в том месте, где только что стояла она. Сдавливаю пальцами переносицу, силясь справиться с пробудившимся желанием. Сейчас не помогают даже мысли о том, что она предположительный информатор.

Предположительный? Видимо, ей все же удалось посеять во мне зерно сомнения. Даже несмотря на то, что доктор не дал утешительных ответов.

Заболотский — гнида!

Хотя в пылу переговоров возникло несколько вопросов, которые надо прояснить и с Невеличкой, и с Ларисой! К сестрице у меня отдельный разговор. За всей этой историей я едва не забыл, какое участие в Аниной жизни приняла моя сестра. Мало того, что она сбила Невеличку. Еще и набрехала о ней в больнице.

У Ани, оказывается, отец есть. А я и не знал. Хотя, если подумать, я многого о ней не знал. Просто потому, что до взрыва она ничего не помнила о своей жизни. А за последние сутки я не готов был общаться с ней «за жизнь». Похоже, пришло время послушать ее. И свое сердце.

Но для начала надо остыть. Иначе конструктива точно не выйдет. Пока у меня слишком мало информации в ее пользу. Зато хоть мыслишки зашевелились. И самое первое, что стоит сделать, — это исправить один косяк.

Надеваю на руку часы, сорванные с Аниного запястья, и набираю Валеру.

— Ну что, в санаторий? — тут же отвечает друг.

— Да погоди ты со своим санаторием. Тут посерьезней вопрос. Договорись-ка со своим чудо-доктором, который зрение восстанавливает…

— Ты опять насчет своей Ани? — догадывается он.

— Мгм, — выдыхаю я.

— Слушай, не знаю, стоит ли говорить… — мямлит Валерка. — Боюсь тебя еще сильнее запутать, но…

Опять будет мне затирать, что она моя личная цыганка, которая голову мне морочит?

— Валяй уже, Валер! — рявкаю я.

— Она странная, — задумчиво бормочет он. — Знает, что ты будешь злиться. Знает, что я ее вроде как ненавижу. И…

— И звонит тебе жаловаться. Заботясь обо мне, — заканчиваю за него я, удивляясь, что даже с его стороны этот ее жест кажется весьма самоотверженным.

Мы долгие минуты молчим. Валера подает голос первым:

— Что ей до того, чем ты занимаешься? Сидела бы как мышка и ловила возможность свалить. Но она… На мой взгляд, именно так себя ведут любящие женщины. Но никак не…

— Никак не предательницы, — снова договариваю за него, потому что он будто озвучивает мои собственные ощущения.

— Ты только не принимай на веру, — предостерегает друг. — Это просто мысли вслух. Но и не рычи сильно. Как бы потом извиняться не пришлось.

— Да уже нарычался… — вздыхаю я. — Что-то не так, Валер. Нутром чую. Но пока не разберусь, боюсь ее подпускать. И ей навредить боюсь. Оно клокочет. Сомнение это сраное. Изнутри сжирает. И я будто перестаю себя контролировать …

Валерчик молчит. Слышу, как вздыхает тяжко. Ну а что тут скажешь? Он же пластик, а не мозгоправ.

— В общем, договорись на операцию, — возвращаюсь я к изначальной теме звонка. — И как можно скорее. Только это… Предупреди врача, что она беременна.

— Я понял, друг, — отзывается Валера. — Если еще чем могу помочь, говори. И никаких нагрузок, Глеб. Не то я твою шпионку себе на вооружение возьму.

Он беззлобно усмехается и кладет трубку.

Наконец отлипаю от стенки и захожу в душевую, смежную с тренажеркой. Сбросив одежду, становлюсь под холодную воду в надежде, что это поможет остудить мозги и тело.

Но в голове она. Смотрит голубыми глазами снизу вверх. Как бы невзначай скользит тонкими пальчиками по моей влажной от пота груди. Закусывает пухлую губку, даже не пытаясь скрыть, что хочет меня…

— М-м-м, — выдыхаю шумно, когда понимаю, что жар в паху не унимается даже под ледяными струями.

Упираю ладонь в стену и опускаю голову, второй рукой пытаясь сбросить напряжение.

Она моя. Вся полностью. Что буду делать с этим? Взять ее — значит признать поражение. Вдруг она все же мне голову дурит, а я ведусь? Однако дальше «держать себя в руках», когда рядом такое аппетитное решение вопроса, кажется верхом идиотизма.

Ничего. Скоро я во всем разберусь. Тогда и возьму. Разница лишь в том, что если она невиновна, это будет акт признания моей собственной вины, а если я найду доказательства ее причастности, это станет ее наказанием.