знаешь, я в детстве тоже очень любила посидеть со взрослыми за столом и послушать. Особенно это было информативно, когда выпивки становилось меньше, а откровений больше. Продолжай.

– Потом он сказал, что Микола, это мой папа… – пояснила девочка.

– Я это уже поняла, – махнула головой Беата.

– Так вот, дядя Слава сказал, что единственный, кто смог выйти из строя и ослушаться великую актрису, – это Микола.

– А почему, он не уточнил? Что такого особенного сделал твой папа? – Беата тезисно записывала слова девочки, даже делая зарисовки на полях.

– Этого я не поняла, но вообще он прав. Мой папа – самый умный и самый добрый человек на свете, ты таких и не встречала, – гордо закончила Дуня.

– Встречала, – вздохнула Беата, – мой папа тоже был самый умный и самый добрый. Но мы отвлеклись. Что ты скажешь про Михаила?

– Он просит называть себя Мишель, но только не при великой… – Дуня запнулась и, улыбнувшись, заговорщицки продолжила: – Но только не при Агнии. Мишель всегда очень красиво одевается и видит красоту в окружающем мире, ну это он так говорит. Но мне он кажется чересчур капризным. У нас девочка в классе есть, постоянно недовольна и постоянно всех учит, как надо правильно, вот она очень похожа на Мишеля. Они вчера с папой после ужина шепотом ругались в коридоре.

– Может, они секретничали? – выдвинула свое предположение Беата.

– Нет, потому как папа под конец крикнул: «Не учи меня жизни, лучше в своей разберись!»

– Понятно. А дядя Максим? Что у нас есть на него, доктор Ватсон? – копируя Шерлока Холмса, сказала Беата.

К ее удивлению, девочка знала этих героев и подыграла ей:

– Вот что я знаю про него, Холмс: дядя Максим тоже веселый и со мной всегда по-простому, просит называть его Максом.

– Надо же, какие демократичные у тебя дяди, – заметила Беата.

– Ну, если честно, не все. Марат требует, чтоб я называла его «дядя Марат».

– Изверг, – согласилась Беата, – но сначала Макс.

– Макс – он спортсмен, у него свой клуб, где он учит других боксу.

– А вот что наш вездесущий дядя Слава сказал на дне рождения про Макса? – спросила Беата.

– Он сказал, что Макс когда-нибудь доиграется и его посадят.

– Так и сказал? – уточнила Беата. Дуня же в ответ утвердительно закивала головой. – Ну хорошо, теперь давай про злого Марата.

– Нет, дядя Марат не злой, – сказала девочка, – он просто вредный. Мне даже кажется, что он и хочет улыбнуться, сделать что-то доброе, но не может и делает все назло. Мой папа говорит, что у него детская травма.

– Хорошо. Так как папа почти святой, не будем полагаться на его мнение и послушаем веселого дядю Славу.

Дуня вздохнула и заправила прядь волос за ухо:

– Дядя Слава сказал, что Марат самый некрасивый из шестерых.

– Ну это правда, – констатировала Беата, – это он, конечно, жестко, но не поспоришь, тут по факту.

– И еще самый невезучий, – продолжила Дуня, – и что ему с его тараканами никогда не видать наследства.

– А вот это уже интересно, спасибо за информацию, – сказала Беата. При слове «наследство» в ней проснулся журналист.

– А почему ты про Мирона не спрашиваешь? – удивилась Дуня.

– А что про него спрашивать, он же дурачок.

– Но он же не всегда таким был, – обиделась она за дядю.

– Правда? Ну тогда рассказывай, – без всякого интереса сказала Беата.

– Он очень красивый, правда? – спросила ее Дуня.

– Правда, – легко согласилась Беата.

– Великая актриса, ой, ну то есть Агния, его всегда больше всех любила.

– С чего ты это взяла? – заинтересовалась она высказываниями девочки. – Наш главный информатор дядя Слава сказал?

– Да, – махнула головой Дуня, – а еще он говорил, что Мирон своим менингитом себе второй шанс вымолил.

– А давно он у вас дурачок? – спросила Беата.

– Я не помню, но папа ответил тогда дяде Славе, что три года назад Мирон мог умереть и только чудом остался жив и что иронизировать на эту тему ужасно.

– Надо же, какой у нас папа, – задумалась Беата и, словно что-то вспомнив, спросила: – Кстати, о папе. Они вчера с мамой не ругались?

На это Дуня вздохнула и протянула ей листок, исписанный мелким корявым почерком.

Кто мне расскажет, как правильно жить?

Все и сразу – никто.

Кого и за что стоит любить?

Какое смотреть кино?

Какие стихи по ночам писать,

В буквы слагая чувства?

Предателей как научиться прощать,

При этом чтоб не было гнусно?

О ком, вздыхая, тайком мечтать?

Как видеть, кто мразь, кто герой?

А детские комплексы как унять,

Что тянутся следом за мной?

Как о любви успеть рассказать,

Пока все родные с тобой,

И научиться на грубость молчать,

В душе оставаясь собой?

Рискнуть и начать жить здесь и сейчас,

Выбросив прошлого груз.

Звезду не поймать, штурмуя Парнас,

Лишившись реальности чувств.

Кто мне расскажет, как правильно жить?

Думаю, что никто.

Мы просто должны счастливыми быть,

Снимая свое кино.

– Снова были стихи, значит, – сказала Беата, словно рассуждая вслух. – А мама что делала?

– А мама всю ночь проплакала, – вздохнула девочка.

И сейчас, именно в эту минуту, Беата поняла, как правильно они со Степаном поступили три года назад, когда разошлись, не пытаясь сохранить брак ради ребенка. Потому как именно он, ребенок, больше всех страдает, видя несчастливых родителей.

Письмо 4 Ноябрь