— Хотите, чтобы ее убили?

— Нет, разумеется. Напротив, я намерен ее охранять. Можете объяснить мне, что здесь происходит?

Абингтон со вздохом повернулся к окну.

— Хорошо, майор. Я составлю описание лагерей бандитов и сообщу все, что мне известно о самых безопасных дорогах. Чтобы собрать информацию, мне, возможно, потребуется несколько часов, — добавил он, снова надев тюрбан.

— Прекрасно, — кивнул Беннет. — Спасибо вам за помощь.

Абингтон шагнул к окну и ловко перебрался через подоконник. Уже снизу послышался его голос:

— Если она умрет, будучи под вашей защитой, Прествуд, то вам останется только надеяться, что бандиты убьют и вас.

Когда Беннет догнал Мари, она уже шла по гладкому каменному обрыву. А он тащил две огромные корзины, большой мольберт и ящик с бутылочками чернил. При этом майор совершенно не жаловался, — хотя послеобеденная жара так раскалила камни, что Мари даже сквозь кожаные подошвы ощущала ужасный жар.

Он вопросительно посмотрел на нее; она не давала ему отдохнуть с тех пор, как они покинули гостиницу, в которой оставили Ашиллу. Громоздкие вещи, которые майор был вынужден нести, натерли мозоли у него на ладонях, но он переносил это со стоическим терпением.

А ведь британские офицеры, которых она встречала раньше, больше всего беспокоились о собственных удобствах и славе. Что ж, очевидно, Беннет Прествуд являлся исключением.

Мари указала на небольшую рощу у подножия холма.

— Давайте отдохнем там немного, пока жара не спадет.

Он насмешливо взглянул на нее.

— Думаю, что мы уже прошли самую трудную часть пути.

Она раскрыла шелковый зонтик, чтобы он не видел ее лица.

— Тогда поедим… и пойдем дальше.

Они вошли в тень рощицы. Словно покрытые воском, зеленые листья приносили лишь небольшое облегчение, но после долгого пути даже и это казалось невероятной роскошью. Запрокинув голову, Мари с облегчением вздохнула. Терпкий, чуть сладковатый запах листьев приятно щекотал ноздри. Расслабившись, девушка коснулась гладкого серого ствола. Странно… Ведь сандаловые деревья росли по всему Константинополю, но никогда их запах не действовал на нее так, как сейчас.

И тут ей вдруг вспомнилось: она чувствовала этот запах в тот раз, когда целовала Беннета.

Мари отшатнулась от дерева, словно оно обожгло ее.

Беннет же поставил на землю корзину с провизией, и она присела, расправив на коленях зеленую муслиновую юбку. Заметив на ней маленькое чернильное пятнышко, которое Ашилла не смогла отстирать, Мари нахмурилась. А ведь в прошлый раз, когда она была в этом платье, ее не беспокоило чернильное пятно…

«Ах, о чем я думаю?!» — с раздражением сказала себе Мари и сняла с корзины крышку. На сей раз она положила туда вдвое больше провизии, чем обычно. Достав один из горшков, она открыла его. Там был салат из огурцов и баклажанов, заправленный чесноком, зеленым луком и перцем. Огромным количеством черного перца. Ее отец в целом признавал турецкую кухню, но этому блюду он не разрешал появляться на его столе — называл его «оскорблением хорошего вкуса».

Запах салата буквально опалил ноздри Беннета, а Мари, мысленно улыбнувшись, достала капустную долму, твердую колбасу и лепешки. Все было совершенно съедобным, однако ей потребовались годы, чтобы привыкнуть к такой еде. Ей следовало бы извиниться перед майором за подобное угощение, но она решила этого не делать.

Беннет же тщательно осмотрелся и только потом присел рядом с Мари. Пристально взглянув на нее, он спросил:

— Надеюсь, вы наконец-то поняли всю бессмысленность вашего детского плана?

Мари молча посмотрела на него, изобразив удивление. Потом, сделав глоток из фляги, предложила фляжку майору и ласково улыбнулась ему, когда он чуть не захлебнулся свежим соком репы.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотала она.

Он выпил что-то из своей фляжки, висевшей у него на плече.

— Этот план недостоин вас, Мари. Вы могли бы придумать что-нибудь получше.

Его рука дернулась, когда он завинчивал крышку своей фляги. Мари тут же схватила его за руку и повернула ладонью вверх. На его ладони блестели волдыри.

Щеки девушки вспыхнули от стыда. Ведь она-то намеревалась просто разозлить его, а не причинить боль. Думала, что он, разозлившись, оставит ее одну. Глупый, конечно, план, наивный и детский…

— Но почему вы ничего не сказали?

Он смотрел на нее все так же пристально.

— На войне я справлялся и кое с чем похуже.

Она достала со дна корзины еще одну фляжку и полила водой его руку. Затем, перевязывая ему ладонь, коснулась старых мозолей вокруг. «Такой руки, как у него, не бывает у офицеров, перекладывающих всю работу на своих подчиненных», — подумала Мари.

И еще был отчетливо виден белый шрам, пересекавший пальцы майора. Когда-то эта рана была, вероятно, глубокой и кровавой — ему почти обрубили пальцы. Рана… нанесенная саблей?..

Мари осторожно провела пальцем по его руке. И вдруг подумала о том, что эти мозолистые израненные руки могли быть необыкновенно нежными.

— Сколько времени вы служите в армии? — спросила она.

Он проследил взглядом за ее пальцем.

— С семнадцати лет.

Она заглянула в лицо майора. На вид ему было… наверное, чуть больше тридцати. Значит, он воевал лет двенадцать-тринадцать.

А она-то, глупая, думала, что отпугнет его своими выдумками.

Она ощупала еще один шрам, совсем иной. То были следы от постоянных пороховых ожогов.

Густо покраснев, Мари пробормотала:

— Простите меня, пожалуйста.

Наклонившись к корзине, она стала раскладывать еду на тарелки.

А Беннет, усмехнувшись, спросил:

— Так что же вы посоветовали бы мне попробовать?

Мари, не удержавшись, рассмеялась. Подняв голову, она увидела, что майор смотрит на нее с веселой плутовской улыбкой.

И он был не так уж опасен, когда смотрел на нее так, как сейчас. Более того, этот новый Беннет казался… очень даже симпатичным.

По-прежнему улыбаясь, он проговорил:

— Поверите или нет, но мне нравится все, что я здесь вижу.

— Вот и хорошо.

Тоже улыбнувшись, Мари положила ему на тарелку всего понемножку. Затаив дыхание, она смотрела, как он поднес ко рту вилку, чтобы попробовать заправленного специями салата.

Его лицо не выдавало ощущений. Он пожевал и проглотил. Потом вдруг кашлянул и сделал большой глоток из своей фляги. После чего пробормотал:

— В общем… не смертельно.