позаботится само о себе. Как-нибудь наладится. В конце концов ни одно дело не бывает столь важным, как это кажется.

Хэнтер ничего не возразил и был в нерешительности, начинать ли ему теперь же разговор о своем проекте или подождать, пока м-р Эллерман скажет, что он готов слушать.

– Вы должны посмотреть лабиринт до отъезда. Я хочу, чтобы вы увидели лабиринт. Напоминайте мне об этом. Не позволяйте никому другому быть вашим проводником. Это – мой конек. Я люблю всегда сам показывать лабиринт.

Взгляд Ричарда Эллермана, обычно выражавший полное безразличие, загорелся огоньком слабого энтузиазма. Во время разговора он вертел свое пенсне.

– Лабиринт? – спросил Хэнтер, не совсем представляя, что это такое. Потом он вспомнил. – О, да! Это такое место, в котором можно заблудиться. Это, должно быть, очень интересно, м-р Эллерман! Я читал о каком-то лабиринте в усадьбе какого-то дворца в Англии.

– Думаю, – это дворец Хэмптон Корт, – сказал Ричард Эллерман. – Я очень хорошо знаю тот лабиринт. Он не выдерживает никакого сравнения с моим.

– Удивляюсь, как это случилось, что такой занятой человек, как вы, мог заинтересоваться вопросом о лабиринтах, – заметил Хэнтер таким тоном, в котором сквозило восхищение. – Я вижу, вы все о них знаете.

– Да я и сам не знаю, как, а вот случилось. Моя жена зовет лабиринт моим коньком. Лабиринт и изящные искусства. Случилась раз очень комичная история. Явился сюда один человек… Как его?.. Аттер Бэри… Атертон… Нет. Я думаю, – его фамилия была Аттер Бэри. Он написал книгу о лабиринтах. Как раз в то время, когда он писал свою книгу, он приехал сюда и провел здесь ночь. Ему нужно было увидеть лабиринт. Прекрасно. Я сказал: «Послушайте, м-р… м-р… (черт возьми, как его фамилия?) прекрасно, м-р Аттер Бэри. Я сейчас покажу вам лабиринт.

– Конечно, он был поражен, – вставил свое слово Хэнтер, чувствуя, что он должен что-нибудь сказать.

– Прежде чем идти туда, я позвал Альберта. Это – смотритель моего лабиринта. У него два помощника. Весь лабиринт занимает площадь в пятьсот футов на триста, но в нем имеется более пяти тысяч футов изгороди, высота изгороди восемь футов, и поэтому требуется три человека, чтобы держать его в исправном виде.

– О, да, он требует большого ухода за собой, – вставил Хэнтер.

– Совершенно верно. Альберт знает лабиринт так же хорошо, как и я. Так вот я послал за ним и говорю: «Альберт, я хочу, чтобы мой ученый гость заблудился. Если вы услышите, что он зовет, не подходите к нему». Альберт сказал, что он не обратит на его призыв никакого внимания. Было уже почти темно, когда я взял и привел м-ра… (как его там зовут?) прямо в центр лабиринта, привел его самой запутанной дорогой. Вскоре после того, как мы пришли туда, я спокойно ускользнул от него в то время как он делал какие-то свои заметки. Мы долго ждали его к обеду. Он заблудился по-настоящему.

– Что вы говорите?

– Да, он попал в беду. Через некоторое время моя жена стала выражать нетерпение; дворецкий доложил, что он не отвечает за обед, и тогда я послал за ним Альберта. Никогда в жизни я не виде такого воодушевленного человека… Он написал о лабиринте великолепный панегирик. Называл его в своей книге лабиринтом эллермановского типа. Прекрасное описание! Я купил пятьсот экземпляров его книги и разослал их разным лицам.

– Да, м-р Эллерман, это – необычайно занятная история. – Хэнтер улыбался, и его глаза блестели. – Живо представляю себе, как он заблудился и искал выхода.

Дружественное внимание Эллермана произвело на него громадное впечатление. Эллерман по натуре был весьма холоден, но со всеми обращался одинаково. Хэнтер этого не знал; таких характеров он не понимал. Ричард Эллерман не разделял людей на друзей и врагов. Хотя эти слова и были у него в словаре, но в действительности точный смысл их был для него непонятен. Он делил людей на приверженцев и противников. Приверженцем был всякий, кто оказывал ему какую-нибудь услугу, исполнял его желание или с кем он мог устроить какую-нибудь выгодную сделку. Противником являлся каждый, кто противопоставлял ему свою волю. Иногда под влиянием обстоятельств приверженцы и противники менялись местами, а он считал, что это было вполне правильно и естественно.

К людям, с которыми у него не могло быть никаких деловых отношений, он относился с добродушным безразличием – безразличием, сгущавшимся на одном конце морального спектра в надменность и разрежавшимся на другом конце в грубое веселье и снисходительность.

Хэнтер нимало не интересовался лабиринтом, и проявленный им искусственный интерес свидетельствовал лишь о его тактичности. Он не мог представить себе, как это можно тратить время на такую вещь, которая годится только для того, чтобы в ней запутаться. Хотя он был неспособен понять энтузиазм Эллермана, но согласился принять его по его ходовой стоимости, ибо великие умы, по его мнению, имеют свои странности.

– Я вижу, вы знакомы с м-ром Уэббом, – сказал Эллерман, меняя предмет разговора с характерной для него резкостью. – Как это вы встретились с ним?

– Я прочел его книгу «Как важно быть второсортным», – объяснил Хэнтер. – И вот однажды, когда я был в Нью-Йорке, я зашел к нему, чтобы с ним познакомиться. Он удивительный человек.

– М-м… – загадочно отозвался Ричард Эллерман. Он считал «Как важно быть второсортным» литературной ерундой. По его мнению, Майкл Уэбб был умным малым, интересным и приятным собеседником, но едва ли для чего-нибудь пригодным в жизни.

– А после этого, продолжал Хэнтер, я был одним из основателей чикагского «Клуба второсортных», но вышел из него, когда м-р Уэбб был вынужден покинуть общество.

Презрение вкралось в эллермановскую оценку Хэнтера.

– Мм… – повторил он. – Я хотел бы знать, занимается ли он еще своей обезвздоривающей практикой.

– О-о, да, – отвечал Хэнтер. – Вы помните «Общество международного развития»? Оно с треском лопнуло прошлой зимой. Так вот, это он обезвздорил его.

– Одно я могу сказать, – заметил Эллерман: – в эллермановских автомобилях нет никакого вздора. – Он улыбнулся.

– О, да, конечно, нет, – заявил Хэнтер, с оттенком искреннего убеждения.

– Ну, я думаю, мы можем теперь заняться тем, что вы хотите представить на мое рассмотрение, – сказал Эллерман, уныло смотря на кучу листов под рукой у Хэнтера.

Томас Хоктон Хэнтер поправил свой галстук и под столом вытянул белые манжеты. Затем он откашлялся, выпрямился на стуле, оглянулся кругом с таким видом, который сам определил бы как «жест самоуверенности и успеха». Он был всецело захвачен единственным счастливым случаем, которого давно ждал.

Он не только ждал его – он делал все возможное, чтобы свидание состоялось. Его присутствие здесь в значительной мере было результатом тайных манипуляций с его стороны. Краем глаза он мог видеть м-с Хэнтер, в ее новеньком летнем простом платье и в шляпе с широкими полями. М-с Хэнтер сидела на мраморной скамейке в беседке. С ней разговаривал подвижный, средних лет, джентльмен. Хэнтер его не знал, так как они прибыли в «Тенистый луг» только вчера вечером и не встречались еще ни с кем из гостей, но он видел, что Бесси то и дело посматривает на террасу, где сидел он с Эллерманом.

«Она молится теперь за меня, – сказал он про себя, – добрый мой друг».

Было одиннадцать вице-президентов в эллермановской автомобильной компании; все они, кроме первых трех, были в сущности только «титулованными» клерками. Компания следовала обычному плану раздачи титулов вместо повышения жалования. Томас Хоктон Хэнтер он всегда подписывался этими тремя звучными словами – был восьмым вице-президентом и свое официальное положение принимал всерьез.

3

М-р Эллерман, план, который я хочу представить вам – я хочу сказать, на ваше рассмотрение, – весь у меня вот здесь. – Хэнтер запинался, был страшно взволнован и постукивал пальцами по громадной пачке писаных на машинке листов. – Этот план увеличит чистую прибыль эллермановской компании, по крайней мере,