школы она как все призвалась в армию, прошла «курс молодого бойца» — конечно, не так, как мальчишки, нагрузки были поменьше, полегче, но и ей приходилось бегать, ползать и стрелять из тяжеленной винтовки FN FAL, осваивать новый автомат УЗИ, засыпать, не касаясь подушки, мечтать о лишнем часе сна и шоколадном батончике — и мечтать значительно сильнее, чем о страстной любви красавца-мужчины.

Она чуть не разрыдалась на церемонии принятия присяги, когда в часть приехали Ривка с Хагаем и младшим братом Рами. Ривка была на восьмом месяце, ждала девочку, новую сестричку Леи, ходила тяжело, но все равно приехала на самый торжественный момент в жизни приемной дочери.

«Присягая на верность Государству Израиль, его законам и властным структурам, я клянусь и обязуюсь безусловно и безоговорочно выполнять требования Армии Обороны Израиля, исполнять приказы и распоряжения командиров, — зачитывал текст присяги командир, и Лея шевелила губами, сжимая промасленный УЗИ и повторяя про себя слова клятвы. — И отдавать все свои силы и даже жизнь для защиты родины и свободы Израиля».

— Клянусь! — нестройным хором ответили ее товарки по КМБ, и у Леи непроизвольно потекли слезы, за которые она себя сразу же возненавидела — ну что за сантименты?!

И засмеялась сразу, вспомнив, что теперь она будет иметь право на пилотку со значком и нашивку на рукаве с эмблемой части. Из неуклюжей допризывницы она превращалась в бойца ЦАХАЛа. И все принявшие присягу девушки отметили это изменение счастливым визгом, подброшенными вверх беретами — и счастливым ревом ответили им трибуны, на которых сидели родственники новых бойцов израильской армии.

Но уже на следующий день, перед отправкой в подразделение, где она должна была проходить службу (куда она попадет — специально не говорили, но она надеялась, что это все же будет авиация!), ее срочно вызвали в кабинет подполковника, командира учебной части. Подполковник сидел с недовольным лицом, кроме него в комнате находились двое в штатском. Ашера Лея узнала сразу, второй был незнаком.

— Садись, Бен-Цур! — махнул рукой командир, когда она попыталась отдать честь и доложить по всей форме. — Оставь. Вот тут явились, понимаешь, за тобой… Пусть сами объясняют, что к чему.

— Привет, Лея! — Ашер развел руками, как бы пытаясь обнять девушку, но не обнял. — Я ж говорил, что мы встретимся. Вот мы и встретились!

Его спутник молчал. Молчала и Лея, не понимая, что происходит. «За каким чертом он явился? Что он вообще тут делает?»

— В общем, Бен-Цур, — прервал молчание подполковник. — Службу ты будешь проходить в особом подразделении. Распространяться об этом не надо, что за подразделение — твоим товаркам тоже знать не надо, да и родителям говорить об этом не стоит. Работа секретная, но очень и очень важная для безопасности страны. Скажу честно: я не в восторге от того, что происходит, но в дело включены такие силы, что мое довольство или недовольство не имеет никакого значения. С этой минуты ты поступаешь в распоряжение майора Зингера.

«Кто такой майор Зингер? — подумала Лея, но увидела, как разулыбался Ашер, и все вспомнила. — Вот оно что, оказывается…»

— Я ж говорил, что мы вместе поработаем, — весело сказал Ашер. — А я свои обещания выполняю!

И вот теперь она, вместо того, чтобы спокойно служить в Армии обороны Израиля, сидит под чужим именем в каком-то общежитии на краю Москвы и делать ей совершенно нечего, Ашер целыми днями где-то пропадает, приходит вечером мрачный, падает на койку и сразу засыпает, а Лея иногда полночи ворочается в постели, потому что позволяет себе вздремнуть часок-другой днем, а потом не может заснуть. Читать? Здесь ни одной книжки на иврите. «Вот и хорошо! — утверждал Ашер. — Совершенствуй свой русский, читай, давай!» Она уже до дыр зачитала идиотский роман «Далеко от Москвы», из которого не поняла ни слова, не то, что не поняла — слова были все понятны, но то, чем жили и о чем переживали герои, было совершенно неясно.

Еще меньше понятно было, о чем другая книга — «Кавалер Золотой звезды». Зато через какое-то время Лея обнаружила, что стала читать по-русски намного быстрее и что язык дается ей значительно легче. А еще через какое-то время обнаружила, что когда она читает по-русски, то и думает по-русски. Это было странно, зато трудностей в общении стало намного меньше. Конечно, в магазине напротив общежития (Лея долго пыталась понять его странное название «Продтовары») ее по-прежнему принимали за латышку, потому что акцент никуда не делся, но объясняться с толстыми продавщицами (они почему-то все были толстыми) стало действительно легче. Так что хоть в чем-то Ашер был прав.

Безделье изматывало. Лея чуть было снова не начала читать «Далеко от Москвы», но тут ей попалась книжка «Студенты» (девочки из соседей комнаты дали почитать), которую она буквально проглотила. Да-да, именно проглотила, сама себе удивившись. И хоть по-прежнему некоторые слова оставались непонятными, но она уже чувствовала уверенность, что сможет внятно объясниться в этой стране.

Еще одна вещь, к которой трудно было привыкнуть — это одежда. В кибуце все было просто: и мальчики, и девочки ходили в одинаковых холщовых костюмах, летом — легкие футболки и сандалии на босу ногу. И все. Зимой, когда было холодно (хотя какие там холода-то у них в Израиле? С московскими не сравнить!), вместо шорт появлялись плотные широкие штаны. И, собственно, никто никакого неудобства от этой общей «униформы» не испытывал.

Однако тут все было по-другому, и это был тихий ужас! Неважно, что у тебя крепкая девичья грудь, а соски смотрят вверх — надо было обязательно носить неудобную сбрую под названием «бюстгальтер». Пока все крючки на спине застегнешь — семь потов сойдет. Да и толку-то, если его предназначение поддерживать молочные железы, а грудь и так стоит. Но так положено. Иначе неприлично, и ты автоматически превращаешься в неприличную и доступную женщину. Ну не дурь? Дурь. Но таковы здешние правила.

Ладно бы одно это. На талии затягивалась чудовищная пыточная конструкция, называемая «дамский пояс». К нему особыми застежками притягивались чулки, причем хорошим тоном считалось натянуть чулки туго-претуго. Как говорили местные девочки, цитируя своих мам, «лучше две морщины здесь — показывали на лоб — чем одна здесь» — показывали на колено. Чем это лучше — для Леи оставалось загадкой. Но таковы здешние правила. И если с шелковыми чулками было более или менее ясно, то как можно было без морщин натягивать хлопчатобумажные плотные чулки в рубчик — вообще непонятно. Уродливо донельзя!

Но и это не все. Сверху на все