19 октября 1972 года

Снова в пути, на этот раз спиной вперед. Онода резко останавливается, потому что пение птиц прекратилось. Он ныряет в густую листву, Козуки прячется рядом с ним. Они видят, что на тропинке лежит какой-то предмет, отливающий серебром. Похоже, это кусок алюминиевой фольги с крошками шоколада, вроде того, что они нашли около месяца назад. Козуки делает движение, чтобы осмотреть фольгу.

— Стой, — шепчет Онода, но Козуки уже покинул укрытие. Фольга взмывает в воздух так стремительно, словно произошел взрыв, но это выстрелы. Крики, дикое движение, пули, вылетающие из винтовок и увлекающие за собой листья. Потом тишина. Козуки стоит посреди тропинки.

— Грудь, — говорит он тихо, словно самому себе, — моя грудь.

Он дышит со свистом, у губ образуются кровавые пузыри, и он медленно падает лицом вниз.

ЛУБАНГ

Начиная с конца 1972 года

Уже два года (или два мгновения?) Онода — подвижная часть джунглей. Однажды, поняв, что ему не миновать встречи с отрядом стремительно наступающих филиппинцев, он поспешно кидается на землю, в последний момент забрасывая себя листьями. Второпях один из солдат, не заметив его, наступает ему на руку.

Костер. Цикады. Москиты. Дождь, дождь. Онода полностью погружен в себя. Он разбивает ракушки моллюсков о скалы на суровом западном побережье. Он разводит костры, как лесники, не оставляя следов. Он думает, что о нем забыли, но однажды со смотровой площадки Лоок он видит несколько человек. Один из них, словно рюкзак, несет на плечах громкоговоритель, он удаляется все ниже, Онода не видит лица. Голос зовет по-японски:

— Это твой брат, это твой брат. Я Тосио, твой брат.

На мгновение Онода замирает.

— Хироо, брат, — призывает голос, — послушай меня.

Онода застывает, словно окаменев. Чего нельзя помыслить, того не может быть.

— Выходи, брат, выходи, выходи. Выходи.

Голос удаляется, его уже едва слышно.

Онода изо всех сил прислушивается.

— Я сейчас спою песню, — звучит далекий голос. — Брат Хироо, помнишь песню, которую мы пели во время цветения сакуры?

Онода слышит только начало песни, затем джунгли делают глубокий вдох и поглощают голос. «Лепестки тонут, это души павших, они парят...»

Что это было? Брат или призрачная химера? Онода не может вписать это событие в свою картину мира. Теперь он живет с этим противоречием. Если это действительно брат, почему он слышит его голос в течение нескольких недель в разных частях острова? Он все больше уверяется в правильности ответа: если с поисковым отрядом был брат, то он давал понять с помощью, можно сказать, секретного кода, что истинной задачей группы было исследование всех уголков Лубанга, чтобы подробно зафиксировать топографию и подготовить лучшие карты к скорому возвращению Императорской армии. Реальность полна тайных кодов или же тайные коды полны реальности, словно жилы руды в горной породе.

Время останавливается на несколько недель. Вернее, не останавливается—его просто не существует. Затем оно вдруг торопится, перепрыгивая недели, месяцы, потому лишь, что дыхание ветра взметнуло листья. Онода двигается как лунатик, но даже это ему только кажется. В нем живут двое. Другой Онода всегда настороже, все видит, все слышит. Он готов ко всему. Но он не может быть просто джунглями, просто частью природы. Он должен напомнить жителям острова о своей задаче. Он выходит на открытое место на северной равнине возле города Лубанг и делает выстрел за выстрелом в пустоту. Здесь никого нет. Ему не нужны припасы. Ему нужно, чтобы его услышали.

ЛУБАНГ,

ПРИТОК ВАКАЯМА

9 марта 1974 года, 8:00

Японский флаг развевается над большим шатром, в котором человек может стоять не нагибаясь. Рядом палатка Сузуки. Онода прячется в камышах у слияния двух ручьев. Он не двигается. Никого, ни филиппинских солдат, ни репортеров, это явно не засада. Сузуки выползает из палатки и чистит зубы прямо там, где находится Онода, не замечая его.

— Не двигайтесь, — спокойно говорит Онода, его винтовка направлена прямо в затылок Сузуки.

— Онода, — говорит Сузуки, — Хироо Онода.

— Вы сдержали слово. Повернитесь.

— Со мной ваш командир из Токио, — говорит Сузуки в дуло винтовки, — майор Танигути.

— И больше никого?

— Никого. Отряд элитного Филиппинского армейского корпуса ждет вас на вершине Пятьсот.

— С оружием? — спрашивает Онода.

— Да, но они поднимут его в вашу честь.

— Где мой командир? — Онода осторожен. — Я не могу исключать, что все это — военная хитрость.

— Майор, — окликает Сузуки, — не могли бы вы выйти? Лейтенант Онода здесь.

Но майора не видно, он еще не надел сапоги. Онода занимает позицию у входа в большой шатер. Он видит руки, которые возятся с застежкой. Наконец из шатра выходит Танигути, пожилой человек восьми Десяти восьми лет, слегка сгорбленный, седой.

— Лейтенант, — говорит он,  — я вас узнал. Вы стали взрослым мужчиной.

Онода отдает честь, делает два шага назад и берет винтовку на караул.

— Вы узнаете меня? — спрашивает Танигути.

— Так точно, господин майор. — Онода вытягивается еще сильнее.

— Сейчас я зачитаю вам инструкции из штаба армии.

На Танигути нет униформы, только армейская рубашка и фуражка спецназа. Он держит перед собой лист бумаги, вытянув руки на официальный манер.

— В соответствии с императорским приказом, Четырнадцатая армия и все остальные японские части прекратили боевые действия. Подразделениям, относящимся к особой группе Генерального штаба Четырнадцатой армии, надлежит немедленно прекратить военные действия. Они переходят под командование Вооруженных сил Филиппин и должны следовать их инструкциям.

Лицо Оноды неподвижно. Он отдает честь.

— Лейтенант, ваша война окончена.

Поскольку Онода словно окоченел, Танигути обращается к нему другим, очень личным тоном:

— Лейтенант, как вы себя чувствуете?

Пустое лицо Оноды ничего не выражает, он напоминает труп.

— Господин майор, во мне бушует буря.

— Вольно, лейтенант, — говорит Танигути. — Чтобы соблюсти формальности, я должен добавить, что этот приказ вступает в силу сегодня, в 8:00, девятого марта 1974 года.

Онода оседает на землю, словно его ударили дубинкой под колени. Майор удивлен.

— Что с вами, лейтенант?

Но Онода как будто проглотил язык.

— Говорите, — подбадривает его Танигути.

— Если сегодня девятое марта, — растерянно говорит Онода, то я отстал от календаря на пять дней.

— Вы отстали на двадцать