Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ульяна, я ничего не умею делать по дому, ты меня научишь, а то выгонит муж. Потерпит немного неумёху, да и укажет на дверь, а мне без него не жить.
— Конечно, научу. Вот прямо сегодня и начнём. Я буду квашню заводить, хлеб будем стряпать поутру — сразу и приглядывайся, спрашивай, что непонятно.
Перед сном квашня с тестом стояла накрытая тряпицей: до утра тесто должно подойти. Лиза прилегла на тёплую печь рядом с девочкой.
— Нюша, ты тётю не обижай, — сказал Родион, заглядывая за занавеску.
— Ну, дядечка Родя, не говори так, я никогда никого не обижаю, — ответила девочка.
— А Мишку кто гоняет палкой?
— Мишку можно, если он заработает.
— Спокойной ночи, — сказал Родион.
— Надо не так говорить, — сказала Нюша.
— А как?
— На новом месте приснись жених невесте, — выпалила девочка и спряталась под одеяло.
— Нюшка, сейчас ремешка всыплю! — крикнула мать.
— Побольше ей, побольше ремешка! — крикнул Мишка. — Вредная шибко!
— И ты ещё? Евсей, хоть ты уйми их.
Евсей улыбнулся и промолчал. Такие препирания были в радость всем, беззлобные, добрые.
— Правильно, пусть и приснится, — сказала Лиза, ей стало хорошо и уютно здесь, среди людей, которые вдруг стали ей близкими.
За всю свою недолгую жизнь ей очень редко приходилось быть близкой и нужной другим, а так всё больше одинокой и «колючей».
Утром Лиза помогала Ульяне готовить хлеб к выпечке, а также ставить его в печь, предварительно вычистив её от остатков углей, только белый пепел оставался подложкой для ковриг, которые ставились в печь деревянной лопатой.
— А где мужчины? — спросила она хозяйку.
— Евсей управляется с хозяйством, а Родион пошёл домой печь затапливать. Сейчас заявятся чаёвничать.
Томительное ожидание закончилось. Ульяна лопатой вытаскивала ковриги, пышущие жаром, и складывала на небольшую лавку, накрытую полотенцем, затем смочила корочки молоком и накрыла другим полотенцем. По дому пошёл хлебный дух, разбудивший всех заспавшихся домочадцев, потому что это маленький праздник в доме, когда стряпают хлеб.
Мишка выскочил прямо босиком на улицу по мелкой нужде.
— Ты уже весь снег у крыльца выкрасил — от людей стыдно, чтобы сегодня почистил, — проворчала мать.
Мишка хлопнул пару раз рукомойником и спросил:
— Мам, молока налей.
— Успеешь, скоро все садиться за стол будем. Отца не видел на улице?
— Они с дядей Родионом стоят возле калитки.
— Зови их, сейчас будем завтракать. Нюшка, поторапливайся, опоздавших за стол не пускаем.
Пока мать загляделась на дочку, Мишка отломил наплывчик от горбушки, самый вкусный и желанный кусочек горячего хлеба.
— Мишка, руки оборву, — заворчала Ульяна беззлобно, скорее для острастки; знала — всегда ребятишки ломали горбушки и будут ломать, сколько ни ворчи на них: слава богу, что есть от чего отламывать.
У Родиона в доме было чисто, но для женского взгляда оказалось не совсем то, что желает хозяйка. Лиза осмотрелась, прошлась по всему дому и, резко обернувшись, сказала:
— Мне здесь нравится.
— Здесь раньше не было хозяйки, а мне и этого хватало.
— Всё хорошо, только немного переставим, помоем, накроем — и всё. Я обещаю, что стены и печь останутся на месте.
Через два дня дом было не узнать. Стол и кровать были переставлены на другие места, развешаны занавески, застелены лавки, на полу появились самотканые дорожки. Для хозяина всё было непривычно, и казалось, что это не его дом, а девичья светлица. Лиза просто светилась от счастья, потому что это она сама всё сделала так, как ей хотелось.
34
Венчание назначили перед Рождественским постом. Целую неделю Лиза училась вести хозяйство: варить щи и каши, замешивать хлеб и многое другое, что понадобится им дальше после того, как их обвенчают. Все эти дни Лиза ночевала на печке вместе с Нюшей, подружившись с ней. Родион жил в своём доме, где боялся находиться, стараясь не перевернуть или не нарушить порядок, наведённый Лизой.
— Мы поживём раздельно, я не хочу, чтобы ходили разные разговоры, — сказала она жениху так, что возражать тот и не стал.
Потом приехал батюшка, привёз ещё разных нарядов и прочих нужных вещей, привёз и Аннушку, слёзно просившуюся побывать на свадьбе своей воспитанницы. Ей Хрустов отказать не мог. Начались приготовления, женские хлопоты.
Илья Саввич всё больше разговаривал с Евсеем, оставаясь наедине, после тех бесед оба выходили невесёлые, видно, дела продвигались неважно. Однажды Родион случайно подслушал часть разговора, из которого понял, что в Тайшете происходят какие-то перемены, которые, как сказал Илья Саввич, не сулят ничего хорошего.
— Поездку на весну отменять не будем, раз обещано, только надо обоз готовить отсюда, из Тальников. Зимой перевезём товар, чтобы не привлекать внимание, а когда настанет время, и отправитесь к карагасам. Что будет дальше — загадывать не будем, ближе к сроку станет ясно.
— Что же творится в стране? И порядок навести некому, — заметил Евсей.
— Верно, некому. Власть поделить не могут и, похоже, это надолго. Послушаешь, одни говорят красиво, другие ещё лучше, а вдумаешься, — собачий брёх. Где это видано, чтобы не работать и жить хорошо. Вот говорят, мол, богатые не работают, а денег — куры не клюют. И невдомёк им, что не сразу те деньги пришли, прежде пришлось попотеть — и немало. Зависть — это страшное дело: глаза застит, голову отключает, как быка на красную тряпку, прёт человека на злодейство. И не остановить потом никак — вот что опасно.
— Хватит, Илья Саввич, страху нагонять — свадьба у нас назначена, не будем настроение портить ни себе, ни молодым.
— Верно. Что-то я нынче расслабился, старый стал, слезливый. Поглядим мы ещё на мир и широкими глазами. Наше дело — в политику не вляпаться, а там проживём, коль голова на плечах имеется. И не только. — Хрустов подмигнул, намекая, что на чёрный день кое-что есть. — Хорошо тут у вас в деревне, тихо, будто в церкви в будний день. Здесь только сил набираться.
Вот и пришёл самый важный день для молодых. Ульяна увела Лизу к