Я хотел сказать ей, чтобы перестала тянуть, потому что это причиняло боль, но не мог вдохнуть. Поэтому я не стал сопротивляться и попытался сделать то, чего она хотела. Я пополз к ней – и лишь тогда понял, что у меня под ногами ничего нет – ни моста, ни трапа, вообще ничего.

Я был на краю бульвара, сломанном краю верхней его части. Подо мной были только петли тросов, а далеко под ними – крошечная лента реки либо дороги.

Мы вслепую перепрыгнули огромный провал, и я врезался грудью в верхний край дороги.

Боль не имела значения.

Мгновение спустя прибудет робот-врач и вылечит меня.

Выражение лица Вирджинии напомнило мне, что нет ни робота-врача, ни мира, ни Инструментария – ничего, кроме ветра и боли. Вирджиния плакала. Я не сразу услышал ее слова:

– Я это сделала, сделала, милый, ты мертв?

Ни один из нас точно не знал, что означает слово «мертвый», потому что люди всегда уходили в назначенное время, но мы понимали, что это означает прекращение жизни. Я попытался ответить, что жив, но она суетилась надо мной и все тащила меня подальше от края пропасти.

Я оперся на руки и сел.

Она опустилась на колени рядом со мной и осыпала мое лицо поцелуями.

– Где Махт? – наконец смог выдохнуть я.

Она оглянулась.

– Я его не вижу.

Я тоже попытался оглядеться. Она мне не позволила и сказала:

– Не шевелись. Лучше я сама снова посмотрю.

Она смело подошла к краю обрушившегося бульвара и посмотрела в сторону нижней части, вглядываясь в облака, которые быстро проплывали мимо, словно всасываемый вентилятором дым. Потом она вскрикнула:

– Я его вижу. Он такой забавный. Словно насекомое в музее. Он ползет по тросам.

Опираясь на ладони и колени, я подполз к ней и тоже посмотрел. Он был там, точка, движущаяся по нитке, и под ним парили птицы. Все это выглядело крайне ненадежно. Быть может, Махт получил весь «страх», в котором нуждался, чтобы чувствовать себя счастливым. Я не хотел этого «страха», чем бы он ни был. Я хотел еду, воду и робота-врача.

Ничего этого здесь не было.

Я с трудом поднялся на ноги. Вирджиния попыталась мне помочь, но я справился прежде, чем она успела дотронуться до моего рукава.

– Идем дальше.

– Дальше?

– Дальше к Абба-динго. Возможно, там есть дружелюбные машины. Здесь же нет ничего, кроме холода и ветра, и фонари до сих пор не зажглись.

Она нахмурилась.

– А Махт?..

– Ему потребуются часы, чтобы вскарабкаться сюда. Мы можем вернуться.

Она повиновалась.

Мы снова двинулись вдоль левой стороны бульвара. Я велел Вирджинии обхватить меня за пояс, а сам стучал по столбам, одному за другим. Должно же было где-то найтись реактивирующее устройство для путешественников.

На четвертый раз сработало.

Ветер вновь трепал нашу одежду, и мы неслись вверх по Бульвару Альфа-Ральфа.

А потом остановились.

Это была Абба-динго.

Тротуар усеивали белые предметы – шишки, палки и неровные шары размером с мою голову.

Вирджиния молча стояла рядом.

Размером с мою голову? Я пнул один из предметов – и понял, точно понял, что это такое. Это были люди. Их внутренние части. Я никогда прежде не видел таких вещей. А вон там на земле лежит нечто, когда-то, очевидно, бывшее рукой. Вдоль стены были рассыпаны сотни таких предметов.

– Идем, Вирджиния, – произнес я ровным голосом, скрыв свои мысли.

Она безмолвно последовала за мной. Предметы на земле вызвали у нее любопытство, но, судя по всему, она их не узнала.

Я же следил за стеной.

И наконец увидел их – дверцы Абба-динго.

На одной было написано: «МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ». Это был не старый общий язык и не французский, но слово казалось настолько знакомым, что я знал: оно имеет какое-то отношение к поведению воздуха. Я прижал ладонь к створке двери. Створка стала прозрачной, и сквозь нее проступили древние письмена. Ничего не значащие цифры, ничего не значащие слова, а затем:

Приближается тайфун.

Мой французский не мог подсказать мне, что значит «приближается», но «тайфун», очевидно, означал то же, что и «тифон», серьезное возмущение воздуха. Пусть с этим разбираются погодные машины, подумал я. К нам это не имело никакого отношения.

– Это нам не поможет, – сказал я.

– Что это значит? – спросила Вирджиния.

– Будет возмущение воздуха.

– О. Нас это не касается, верно?

– Само собой.

Я попробовал другую створку, на которой было написано: «ПИЩА». Когда моя ладонь коснулась дверцы, из стены раздался болезненный скрип, словно башня рыгнула. Дверца приоткрылась, испустив кошмарное зловоние, и закрылась вновь.

«ПОМОЩЬ», – значилось на третьей дверце, и когда я тронул ее, ничего не произошло. Возможно, это было некое древнее устройство для сбора налогов. На мое прикосновение оно никак не отреагировало. Четвертая, более крупная дверца была приоткрыта снизу. «ПРЕДСКАЗАНИЯ», – было написано наверху. Все ясно, по крайней мере, тому, кто знает старый французский. Надпись внизу была более загадочной: «ВСТАВЬТЕ БУМАГУ СЮДА». Я понятия не имел, что это значит.

Я попробовал телепатию. Ничего не произошло. Ветер со свистом проносился мимо нас. Кальциевые шары и шишки перекатывались по мостовой. Я попробовал снова, изо всех сил выискивая следы давно угасших мыслей. В мой разум проник вопль, тонкий, протяжный вопль, не похожий на человеческий. И все.

Быть может, я встревожился. Я не испытывал «страха», но беспокоился за Вирджинию.

Она смотрела в землю.

– Пол, – сказала она, – смотри, разве это не мужская куртка на земле, среди этих забавных штук?

Когда-то я видел в музее древний рентгеновский снимок и знал, что внутри куртки по-прежнему было вещество, из которого состояла внутренняя структура человека. Шар отсутствовал, и я почти не сомневался, что этот человек мертв. Как это могло случиться в прежние времена? Почему Инструментарий это допустил? Но ведь Инструментарий запрещал приближаться к башне с этой стороны. Быть может, нарушителей постигло некое наказание, сути которого я не мог понять.

– Смотри, Пол, – сказала Вирджиния, – я могу просунуть туда руку.

Прежде чем я успел ее остановить, она сунула руку в прямую прорезь с надписью «ВСТАВЬТЕ БУМАГУ СЮДА».

И закричала.

Она не могла вытащить руку.

Я попробовал вытянуть ее, но рука не сдвинулась с места. Вирджиния начала задыхаться от боли. Внезапно ее ладонь высвободилась.