— А им все неймется, — сказал Иван.

— Думаешь, кто-то даст этим жалким грешникам поспать? — отозвался Антон.

— Зачем? — спросил я. — У Рихтера их миллионы, а из чанов постоянно выходят новые.

— Когда я закончу, их сильно поубавится, — пообещал Антон. — Я как раз собирался вздремнуть. Не люблю, когда мне мешают.

С ничейной земли вновь послышалось пение, однако теперь оно звучало обеспокоенно — вспышки, звездные снаряды и звуки стрельбы привели еретиков в смятение. Барабаны забили в более устойчивом, но по-прежнему лихорадочном ритме. Мощный задыхающийся рев вырвался из вражеских глоток, будто далекое море, накатывающее на каменистый берег. За ним последовали крики и запуски новых сигнальных огней.

Клаксоны завыли снова. Наши солдаты потекли из низких дверей бункеров, зеленая форма моей Львиной стражи смешивалась с серыми мундирами гроссландцев, к которым мы пришли на помощь. Одни на ходу подтягивали ремешки противогазов. Другие явно второпях похватали оружие. Кое-кто был бос, так что я видел у них на пальцах белесый грибок и места, где кожа растрескалась и истекала гноем. Наверное, когда зазвучали сирены, они как раз мыли ноги. Таким солдатам не посчастливится. Им повезет, если газовой атаки не последует, поскольку в ином случае потеря пальцев на ногах окажется их самой меньшей заботой.

Из бункеров и укрытий высовывалось все больше и больше голов. Люди хватались за оружие и готовились защищать траншеи. Я бросился вдоль передовой, крича гроссландцам, чтобы лезли обратно. После того как лейтенант Йенсен получил пулю в голову, меня повысили до звания сержанта. По ничейной земле наступали враги, и они должны были появиться здесь раньше, чем мы все успеем занять положенные места. А открывать огонь нужно было немедля.

Я снова поднял перископ. Штурмовики в черном камуфляже укрылись в воронках и за отвалами, но вдалеке, в прорехах между туманом и газовыми облаками, я временами замечал новую волну еретиков. Они заскакивали на край своих траншей и ползли вперед, и это лучше всяких слов говорило мне, что эти еретики — не вполне люди. Возможно, все дело в этом. Ходили слухи, будто в чанах тех горных цитаделей выращивали странных существ.

Идущий вдоль передовой лейтенант Прост из 66-го Гроссландского полка окинул нас по дороге пристальным взглядом. Мы находились не под его командованием. Пускай я и был простым сержантом, но также входил в состав личной гвардии Махариуса, и хотя удача ему в последнее время не сопутствовала, его имя все еще что-то да значило. Он по-прежнему был лордом верховным командующим Крестового похода и одному Императору известно, каким влиянием обладал. Удивительно, насколько важным это могло быть для некоторых офицеров из некоторых линейных полков.

По приказу Гробовщика мы как раз проверяли этот участок передовой, когда вся связь оборвалась, и нам не удалось вернуться обратно. Наш хладнокровный бывший лейтенант не стал менее странным, пока восходил по карьерной лестнице, однако его понимание тактики оставалось таким же непревзойденным. И так мы застряли здесь, в довольно неопределенном положении. У нас имелись бумаги, подтверждающие наши личности, скрепленные печатью штаба лорда верховного командующего. Я уже попадал прежде в подобные ситуации и знал, что, если мы что-то попросим, нам это, скорее всего, предоставят, если только мы не будем уязвлять гордость местных офицеров.

Лейтенант Прост рявкал приказы, подчеркивая ранее сказанное мною. Я подумал об огромной человеческой волне, катившейся по ничейной земле. С должной артиллерийской поддержкой мы смогли бы сокрушить ее в зародыше. Черт подери, да со «Старой десяткой», «Гибельным клинком», на котором мы так давно начинали свой путь, мы смогли бы отразить эту атаку!

Отовсюду послышались крики, когда из бункеров по ничейной земле открыли огонь. Лазганы озарили ночь. Минометы взбили грязь. Тут и там вспыхивали взрывы, когда кто-то по неосторожности наступал на мину или неразорвавшийся снаряд.

Я бросил взгляд на обступившее меня отделение солдат в рваной зеленой форме. Они ждали приказов. Атака с ничейной земли меня не очень волновала — бункеры располагались так, чтобы их секторы обстрела прикрывали все подходы. Их огонь успеет задержать и убить громадное число врагов.

Тревожило меня другое — я подозревал, что это лишь диверсия, чтоб отвлечь нас от штурмовых отрядов и атак со стороны наших траншей. Как мне ни неприятно было это признавать, но мысль Антона внезапно перестала казаться такой уж глупой. Нужно провести быструю разведку передовой, просто на всякий случай.

Я поднял руку и махнул остальным, чтобы шли за мной. Во время этого я пригибался — невзирая на самоуверенные заверения Антона, вокруг все еще могли находиться вражеские снайперы, а люди, отдающие приказы, всегда значились приоритетными целями.

Мы двинулись вдоль передовой, миновав по дороге выжженные останки еще одного «Лемана Русса», которого спешно превратили в бронированную укрепленную точку. Оттуда, где когда-то располагалась башня, теперь выглядывали лица огневого расчета и их тяжелый болтер. Орудие с ревом извергало снаряды, выкашивая ряды наступающих еретиков.

По пути мы проходили все больше бункеров. Над каждым входом были приколочены деревянные доски или обрывки карт с выведенными на них шутливыми знаками — названиями бункеров. На некоторых табличках были перечеркнуты чужацкие письмена еретиков, а внизу дописано на имперском готике. Я знал, что за время моего пребывания на фронте некоторые из этих обозначений менялись около сотни раз. Если прежде Крестовый поход несся от одной звездной системы к другой, то теперь нам приходилось бороться за пару километров залитых водою траншей.

Мы достигли развилки. Знак указывал, что здесь Великая магистраль ответвлялась в улицу Тысячи Таверн и Ночной базар. Я приказал Антону и Ивану взять нескольких бойцов и двигаться через улицу Таверн. Пригнувшись как можно ниже, они пробежали мимо меня в левое ответвление. Шутки кончились, и теперь они целиком сосредоточились на деле. Антон держал свою снайперскую винтовку наготове. Иван сжимал в одной руке гранату, в другой — лазган. Я крепче перехватил дробовик и, убедившись, что передо мной никого нет, побежал по деревянному настилу к так называемому Ночному базару.

Когда мы только прибыли, траншеи представляли собой один сплошной лабиринт, где все выглядело совершенно одинаковым и безликим. Теперь же они отличались друг от друга, как пара соседних домов на Велиале. Я заметил по пути навозную кучу рядом с укреплением, в шутку названным Офицерским бункером, и узнал обломки дверей в Большую лавку Хоги, где осколки посекли пласталь и отбили кусочки краски от расколотого корпуса «Химеры». Все они превратились в ориентиры. Мы вышли на Сточную улицу, в траншею, которая прежде была одним большим отхожим местом, направляясь в сторону Большого нужника, округлой ямы, использовавшейся в качестве общей свалки и туалета.

Тучи разошлись, и на нас воззрилась луна-череп. Меньший спутник преодолел почти половину пути. Внезапно над головами разорвался звездный снаряд, заставив тени в траншее дико заплясать и озарив валявшиеся вокруг нас тела. На них была серая форма гроссландев. Я внезапно очень явственно осознал, что этого места коснулась смерть. На некоторых трупах копошились жирные мухи-буровки. Эти насекомые обожали жрать мертвечину, прежде чем откладывать в ней желеобразные яйца со своими личинками.