плит; одну из них, видно, заменили, но не закрепили до конца, и Энни при падении ее сдвинула. Под полом обнаружилось небольшое пространство.

Она залезла туда, легла на спину и осторожно потянула плиту, пока та не встала на место. Плита легла плотно: если раньше Энни видела отблески света из коридора, то теперь ее окружала полная темнота. Она лежала тихо, освободив голову от мыслей, как делала каждый раз, ночуя на улице – так она становилась невидимой. Коврики, картонки – всё, всё пропало. Осталась только старая кукла, согревавшая ей бок. Бандиты были уже в коридоре и дергали двери.

Я завернула тебя в одеяло, Алан. Тебе должно быть тепло.

Преследователи зашли в комнату с компьютерами.

– Где ж она, черт бы ее подрал?

– Наверно, есть еще какой-то выход, а мы проглядели.

– Может, она в другой комнате заперлась? Давай, что ли, дверь вышибем?

– Ты сигнализацию не слышишь, кретин? Надо выметаться отсюда.

– Он нам яйца оторвет.

– Да ладно. Думаешь, он бы лучше сумел? Он там сидит и смотрит на то, что осталось от Бидди. Думаешь, он доволен, что так получилось?

К сигнализации присоединился истерично нажимаемый раз за разом клаксон лимузина.

– Ничего, потом найдем.

Звук бегущих шагов.

Энни лежала, прижимая к себе куклу, ни о чем не думая и не издавая ни звука. Впервые за этот холодный ноябрь ей было тепло. Она проспала под полом всю ночь.

На следующий день, в последнем нью-йоркском кафе-автомате – опустишь жетон, в окошко выезжает еда – Энни узнала о двух убитых.

Не о том, которого застрелили в дверях – о двух черных женщинах. Бидди, который перед смертью выблевал все свои потроха, занимал первую полосу «Пост», в которую Энни завернулась от ветра, а про женщин ей по секрету рассказал другой бомж, пока она пила чай с рыбным пирогом. Обеих застрелили в переулках из крупнокалиберного оружия. Одну из них, Сьюки, Энни знала.

Понятно, кого искали убийцы и почему они убили Сьюки и ту другую: для белых людей, которые разъезжают по городу в лимузинах, все бездомные черные старухи на одно лицо. Она откусила еще кусок пирога и посмотрела на Сорок вторую улицу за окном. Как же ей теперь быть?

Энни знала наверняка, что эти бандиты будут убивать, пока в центре города не останется ни одного безопасного места для ночлега: в «Пост» писали, что это мафиозные разборки. Предупреждать других женщин не было смысла – им все равно некуда идти. Да они и не захотят. Даже она, зная, что ей угрожает, не собиралась покидать центр города – это был ее ареал обитания. И поэтому ее скоро найдут. Когда хрипатый, рассказавший ей об убийствах, похромал к кранику, из которого здесь наливали кофе, Энни быстро доела свой пирог и выскользнула из кафе так же незаметно, как утром из копировального центра. Стараясь не попадаться людям на глаза, она вернулась на Пятьдесят первую улицу. Место вчерашнего происшествия было огорожено зеленой лентой с надписью «Полицейское ограждение, вход воспрещен». Вокруг, невзирая на это, стояла толпа. На улице было не протолкнуться – помимо обычных офисных работников сюда прибывали зеваки. Чтобы собрать толпу в Нью-Йорке, много не надо – упадет карниз, и через десять минут вокруг соберется миньян[78]. Энни необыкновенно повезло: полиция даже не подозревала, что в деле имелся свидетель. Бандиты, ломясь в дверь, отпихнули тележку в сторону, и полицейские на нее не обратили внимания. Тележка, диванные подушки, картонки, свитера – всё это никуда не делось: часть осела в мусорных баках, а остальное валялось в канаве или на тротуаре, среди мусорных мешков.

Главное, теперь можно не волноваться, что ее ищут и мафия, и полиция. Ей и одних бандитов за глаза хватит. А магазинный пакет с алюминиевыми банками, которые она собирала, чтобы сдать, в целости и сохранности стоит прямо у стенки – значит, будет на что поужинать.

Обходя заграждение, чтобы подобраться к своим пожиткам, Энни заметила одного из вчерашних бандитов – того, в синем кашемировом пальто, который держал Бидди, когда тому вливали в рот растворитель. Он стоял слева от нее, метрах в пятидесяти, и наблюдал за входом в офис и за толпой, рассеянно ковыряя вросший волосок на подбородке. Ее искал.

Энни быстро шмыгнула в какую-то дверь, и ее сразу толкнули в спину.

– Вали-ка отсюда, у нас тут приличный бизнес.

Она в ужасе оглянулась. За ее спиной стоял владелец галантерейного магазина, одетый в серый костюм с широченными отворотами под стать его огромным ушам и малиновым шелковым платком в нагрудном кармашке. В руке он держал деревянную вешалку, явно намереваясь ткнуть ей Энни еще раз.

– Давай-давай, пошевеливайся, – сказал он таким тоном, за который мигом бы получил по морде от любого приличного покупателя.

Энни ничего не ответила. Она никогда ни с кем не разговаривала на улице. На улице нужно молчать.

Пойдем, Алан. Ничего, не пропадем. Не плачь, малыш.

Она снова вышла, стараясь незаметно слиться с толпой, и услышала резкий свист – бандит в кашемировом пальто заметил ее. Он свистел и махал кому-то рукой. Энни побежала, оглядываясь через плечо. Темно-синий «олдсмобиль», припаркованный неподалеку, двинулся ей наперерез, а кашемировый бандит пробивался через толпу с напором скоростного экспресса. Энни бежала, даже не задумываясь, куда. Она испугалась, когда на нее наорал галантерейщик – ее страшила необходимость контакта с другим человеком, но бежать по улице, вливаясь в поток пешеходов, ей было вполне комфортно. Уж это она умела. Энни инстинктивно расширила пространство вокруг себя, растопырив руки; элегантные посетители магазинов и бизнесмены в строгих костюмах испуганно шарахались от грязной черной бродяжки в развевающемся пальто, молясь, чтобы она не задела их дорогие шмотки. Красное море расступилось перед ней и снова сомкнулась, отрезав бандита в кашемировом пальто. Но «олдс» не отставал.

Энни свернула влево, на Мэдисон, двигаясь к центру города. На Сорок восьмой улице велись строительные работы, на Сорок шестой много укромных переулков. «Олдс» неуклонно приближался. На Сорок седьмой, всего в трех домах от Мэдисон, был подвал, в котором можно спрятаться. Сменился светофор; «олдс» попытался проскочить на красный, но на Мэдисон у него не было шансов – через переход уже двигалась толпа пешеходов. Водитель остановился, опустил стекло и высунул голову, чтобы не упустить Энни.

И тут пошел дождь.

Пешеходы побежали быстрее, прикрывая головы сумками и раскрывая зонты. В суматохе Энни мгновенно исчезла из виду. Из-за угла выбежал кашемировый, махнул рукой, показывая шоферу «олдса» налево, поднял воротник и помчался по Мэдисон, расталкивая прохожих локтями. На тротуаре образовались лужи, и дорогие кожаные ботинки кашемирового