его секретарей, к тому же срок стоял лишь через половину цебера. Обычно все тянулось намного дольше ввиду занятости Верховного, чьего появления с уверенностью можно было ожидать лишь на самых важных заседаниях, среди прочих должностных и высокопоставленных лиц. О беседе один на один речи почти и быть не могло.

И тем не менее Бетельгейзе ее получила, прямо у Верховного дома.

В жилище Антареса ее встретил бездушный ассист. Внутри было темно, едва горели слабые лампы, да и то казалось, что оставлены они случайно. Бетельгейзе медленно ступала, настороженно осматривая холодное пространство, остановившись лишь перед входом в залу, откуда пылью пробивалось слабое мерцание. Его создавала бледная проекция карты Вселенной. Внутри — центральный кластер префектур, или, как его звали в народе еще с эры Зарождения, Прималис. Его опоясывали семь толстых внешних Мировых колец-слоев, носивших имена мифических колоссов, а на самом краю всей монументальной сферы — корка из рассыпающихся предельных префектур, разрываемых пустотой, находившихся так далеко, что свет их нынешних звезд никогда бы и ни за какое время не достиг Люксоруса. Шар делился на Верхнюю и Нижнюю полусферы относительно Великого Центрума и находящихся в нем Армиллярных плит. Карту испещряли кольца контуров и делений, огромное множество швов, которыми пространство точно насильно было стянуто для ориентирования. Масштаб был малым, и все равно изображение разрослось от пола до потолка.

Бетельгейзе сразу отметила легкое захламление: накопители, инфоры и проекционные листы неряшливо раскинуты по столам и полу, по любым поверхностям, даже удивительно, что ассисты их не собрали. Видимо, их отсюда прогоняли. Антарес сидел на кушетке и сгорбившись разглядывал карту Вселенной. Бетельгейзе вдруг обнаружила ясное сходство между ним и ее отцом, Яаронесом: такая же сосредоточенная тяжесть и отвлеченность, попытка осмыслить все проблемы разом, а взгляд такой, словно мыслями он находился далеко-далеко отсюда. Впрочем, в Антаресе было больше отсутствия и даже тоски и не имелось жесткости, которой изобиловал Яаронес. Бетельгейзе вновь тронули беспокойные мысли, что подобное отражалось на всей Анимере, а значит, и на ней самой.

— Через три зома я должен быть на собрании Магистрата по вопросу Лучезарной крепости, — ровно произнес он, так и не подняв взгляда на пришедшую. — Затем я отбываю в Мавру к Скорбному пределу, чтобы обсудить с местным префектом последствия вторжения темных. А потом — дальше. Не имею понятия, когда вновь окажусь свободен, а потому, к сожалению, не могу выделить тебе много времени.

Прозвучало слегка виновато; впрочем, по виду Антареса сказать, что он и в самом деле сожалеет, было нельзя.

— Спасибо, что согласился принять, — кивнула Бетельгейзе.

И прежде чем она успела начать разговор, ради которого пришла, Антарес спросил:

— Я слышал о недавнем случае в Роштамме. Что там произошло?

Тратить и без того малое время на обсуждение дел предельной умирающей префектуры было преступным расточительством, но Бетельгейзе решила уступить интересу Антареса, чтобы расположить его к беседе.

— До нас пока мало что дошло. Говорят, Эквилибрис в Роштамме нарушился на семьдесят процентов в пользу Тьмы. Нам до сих пор неизвестно, откуда взялся столь огромный массив темного эфира в той бедной на материю префектуре. Люминарная стража изучает вопрос.

— Там же был Зербраг, верно?

— Верно.

— И?..

Бетельгейзе бросило в холод, когда она столкнулась с возвратившимся Вторым паладином. Ее обеспокоил даже не протез, из-за которого Зербраг тяжело и с глухим лязганьем хромал, а само состояние звезды. Она никогда в жизни не видела его таким, ей достаточно было поймать его взгляд, чтобы понять: он утратил контроль.

И это встревожило даже Бетельгейзе.

До нее дошли слухи, что случившееся ударило по рассудку Зербрага и он сжег фактотума. Многие знали о его специфическом видении справедливости и наказаниях за проступки в подконтрольных ему войсках, но то другое, там это разрешалось древними законами. Если ты дал клятву своему главнокомандующему, объявил его своим Доминумом — то делать нечего. Но непотребное отношение к фактотумам и тем более их убийство карались. Дисциплинарное собрание не могло обойти даже Паладина, хотя Бетельгейзе с раздражением понимала, что Зербрагу удастся выскользнуть и здесь. Его последователи до сих пор встречались в любом из слоев Светлой армии.

— Пока его сложно разговорить, — лаконично прояснила Бетельгейзе. — Но он обязательно расскажет нам все, что там видел.

— Хорошо. А что насчет Терры?

— Терры?.. — Звезда даже не сразу поняла, о чем речь. — Ты о Зеленом море?

Сначала ей показался странным интерес Антареса в отношении мелкой населенной планеты, пускай и пережившей настоящую катастрофу, но тут она вспомнила, что именно оттуда Антарес вернулся после стольких Генезисов забвения.

— Я виделась с Альдебараном наом назад, он отчитался, что обстановка на ней обнадеживающая.

— Обнадеживающая, значит, темный инженерный корпус и вправду справился?

Удивительной была его осведомленность в такие кратчайшие сроки.

— Да. Это, разумеется, удар по стороне Света, но планете, насколько мне известно, ничего не угрожает. Хотя корпус инквизиторов все равно объявил карантин на талидон, а потому эквилибрумы временно были вынуждены покинуть пределы планеты. Любое их пребывание на Терре, за исключением прямых приказов Армии, незаконно. За самой планетой будет вестись пристальное и постоянное наблюдение.

— И с приземленными все будет в порядке?

— Да. Должно быть.

— Отлично. Хорошие новости.

Бетельгейзе с сомнением косилась на него из-за столь странной реакции и даже… облегчения? Она погладила шрамы на левой кисти, решаясь больше не тянуть.

— Антарес, что ты собираешься делать дальше?

— С чем именно?

— С темной агрессией. Светлая армия прекратила отвечать на их провокации. Все думают, что это стратегия Магистрата и Паладинов, но я не смогу долго притворяться. Приказ шел от тебя. Лишь защищаться, но не контратаковать. Но ты не можешь не понимать, что мы на грани Великой войны! Эфиры не в балансе. Они сеют Тьму, мы же не перебиваем ее Светом. Это происходило так долго, в самых разных частях космоса, и никто не замечал, как запущен процесс, пока оно не стало очевидным для всех. — Она старалась отбросить гадкие видения, но не могла: все увиденное на полях битв за долгие Генезизы стояло перед глазами. — Мы на грани слома Эквилибриса, Антарес. Я не верю злым языкам, которые утверждают, что все происходит из-за тебя, — не выйдет создать такого разрушения за те несколько эллеров, которые ты вновь с нами. Здесь требовались эпохи…

— Эпохи упадка, которые последовали за моим исчезновением, — отсутствующе подтвердил Антарес. — Слабые Верховные, и все — по разным причинам. Нерешительность Паладинов и Магистрата. Попытки подавлять свободу слова и глупые законы. Я давно ознакомился со всем произошедшим в мое отсутствие. И теперь мы стоим здесь — на краю обрыва, в финале, когда дальше некуда бежать и остается лишь