Тавису, не знавшему дороги, подъем показался бесконечным. Его страх возрастал с каждой минутой, и он несколько раз вытирал о штаны вспотевшую руку, которой сжимал рукоять меча. Туман был чрезвычайно густым, и молодой лорд понял, что они достигли крепости, только когда прямо перед ним возникли очертания огромных каменных ворот.

Андреас проревел приказ своим солдатам; Керни выкрикнул: «За Глендивр!» — и люди, шедшие за ними, хлынули навстречу несметным полчищам солдат в черно-золотой форме. Внезапно Тависа подхватило и повлекло вперед бурное море людей и лошадей.

Где-то позади него Керни крикнул своему советнику рассеять туман. Почти мгновенно туманная пелена начала таять, и ветер стих. Но Тавису по-прежнему казалось, будто вокруг бушует буря, — только вой ветра уступил место воплям раненых, а непроглядный серый туман сменился головокружительным хаосом сражения. Не зная, что еще делать, он бил своего коня пятками по бокам и неистово размахивал мечом из стороны в сторону, пытаясь вырваться из тисков битвы.

Он и опомниться не успел, как оказался за воротами, в первом дворе. Гринса что-то кричат ему, Керни тоже, но они оба остались далеко позади. Со всех сторон Тависа окружали анейранцы. Солдаты хватали его за ноги, стараясь стащить с седла, и он рубил мечом по рукам. Мальчик натянул поводья, пытаясь развернуть коня и возвратиться к предсказателю. Конь взвился на дыбы, едва не скинув седока, но анейранцы на мгновение расступились, и Тавис получил возможность пришпорить скакуна и прорваться обратно к воротам. В следующий миг солдаты вновь сомкнулись вокруг него плотным кольцом, и вновь он рубил мечом как сумасшедший, не обращая внимания на тошнотворный запах крови и вопли раненых.

Предсказатель и герцог находились всего в нескольких ярдах от него; воины Кентигерна и Глендивра захватили двор и теперь теснили мертесских солдат. Тавису чудом удалось остаться в живых. По крайней мере, ему так казалось.

Внезапно конь молодого лорда снова встал на дыбы, его исступленное ржание эхом отозвалось от каменных стен, заставив всех людей на миг застыть на месте. Когда он начал медленно заваливаться на бок, Тавис увидел стрелу, глубоко вонзившуюся в шею животного, и выпрыгнул из седла, оттолкнувшись, чтобы конь не придавил его.

Он тяжело рухнул на плечо, перевернулся и упал на спину, судорожно хватая ртом воздух, оглушенный падением. Прежде чем он успел подняться, к нему подскочил солдат с занесенным над головой мечом. Тавис сам не понимал, как ему удалось вскинуть свой меч и отразить удар. Откатившись в сторону, он вскочил на нога как раз в тот миг, когда анейранец вновь бросился на него, широко замахиваясь мечом. Молодой лорд отбил и второй удар, но при этом руку у него обожгло болью, и он потерял равновесие. Потирая вывихнутую кисть, Тавис попятился, а солдат ухмыльнулся, словно уверенный в беспомощности противника, и двинулся на него.

Он снова взмахнул мечом, и на сей раз Тавис сумел лишь отклонить удар, но не отразить полностью. Клинок обрушился мальчику на ребра сбоку, и он повалился на землю, задыхаясь от боли. Кольчуга спасла Тависа от проникающего ранения, но его грудь пронзило острой болью; он испугался, что у него сломаны ребра. Тавис попытался отползти, но едва сумел пошевелиться.

Анейранец пошел на него, занеся меч для смертельного удара. По лицу Тависа потекли слезы, и он с трудом подавил рыдание. Неужели он вынес все пытки Андреаса только для того, чтобы погибнуть, защищая замок своего мучителя? Конечно, он уже ничего не мог сделать, чтобы остановить солдата. Мальчик поднял меч, надеясь оказать хоть какое-то сопротивление. Но, приблизившись к нему вплотную, анейранец вдруг споткнулся и начал падать вперед, потеряв равновесие. Он раскинул руки в отчаянной попытке уцепиться за что-нибудь, но уцепиться было не за что. Солдат упал на молодого лорда, напоровшись шеей на клинок Тависа. Горячая кровь хлынула на мальчика, словно вода из опрокинутого ведра. Он открыл рот, чтобы закричать, но захлебнулся чужой кровью.

Вокруг сражались и умирали солдаты. Любой анейранец, который увидел бы Тависа и счел нужным потратить на него время, легко убил бы его одним ударом. Но у мальчика хватило сил лишь выбраться из-под мертвого тела и перевернуться на живот, а потом его начало рвать, точно больного ребенка.

Шерик дрался не на жизнь, а на смерть; конь плясал под ним, словно лихой скакун ярмарочного наездника, и он орудовал мечом столь неистово, что в конце концов испугался, как бы у него не отнялась рука раз и навсегда. Самым краешком сознания, не охваченным страхом, он понимал весь юмор ситуации. После битвы Андреас похвалит его за мужество, проявленное при защите Кентигерна, когда на самом деле он дрался единственно за свою жизнь.

Воинов-инди учили убивать в сражениях такого рода в первую очередь советников-кирси. Никто не мог изменить ход боя быстрее кирси, обладавших способностью воздействовать на формы или вызывать ветра и туманы. С помощью беловолосого чародея даже самое малочисленное войско могло взять верх в бою. Поскольку по внешнему виду мужчины или женщины из племени волшебников нельзя было определить, какого рода магией они владеют, инди считали всех беловолосых одинаково опасными врагами. Шерик не мог винить мертесских солдат, наступавших на него со всех сторон. Они не знали, что он не умеет вызывать ветра и туманы или что он не может обнаружить свой дар воздействия на формы. Они видели белые волосы, желтые глаза — и потому нападали.

«Да знаете ли вы, кто я такой? — хотелось крикнуть советнику. — Да знаете ли вы, что я сделал для вас и вашего герцога?»

Но ему ничего другого не оставалось, кроме как сражаться. С помощью магии огня Шерику удалось поджечь рубашки и волосы у нескольких солдат, и это заставило остальных ненадолго отступить. Однако вскоре они собрались с духом и вновь окружили кирси.

Из последних сил стараясь удержаться в седле, Шерик все же краем глаза следил за ходом битвы и видел, что мертесское войско находится на грани поражения. Кергские солдаты под предводительством Хагана Маркуллета и своей удивительной герцогини уже сломили сопротивление анейранцев у Тарбинских ворот и постепенно захватывали западную часть крепости. Анейранцам, остававшимся во внутреннем дворе, отступать было некуда. Отойти назад они не могли — путь к реке теперь перекрывало кергское войско, — и эйбитарцы безжалостно убивали их. Им оставалось только сдаться или сражаться до последнего человека. Шерик полагал, что в любом случае они не продержатся до утра.

Поэтому солдаты-инди, наступавшие на него со всех сторон, представлялись наименьшей проблемой. Избранный хотел, чтобы война затянулась на много дней. По крайней мере, Шерику так казалось. Избранный не посвятил его в свои планы, да и Яллу тоже. Но из разговоров с ним Шерик понял, что Избранный хочет, чтобы анейранцы захватили Кентигерн и тем самым вступили в длительную войну с другими домами Эйбитара. Королевству, ослабленному смертельной враждой Явана и Андреаса и оставшемуся без короля, пришлось бы обратиться к союзникам на юге и востоке, то есть к Сириссу и Везирну. Анейранцы, в свою очередь, прибегли бы к помощи Брэдона. Через несколько месяцев в войне участвовали бы практически все королевства Прибрежных Земель. Это неминуемо ослабило бы власть инди и дало бы Избранному возможность возглавить восстание кирси.