[[Итари: Пока сохраняется мой Узор, сохраняюсь и я. ]]

Одно щупальце потянулось вперед, и Кира едва не отшатнулась, когда резинистая конечность ткнула ее в грудь. Кроткий Клинок затвердел, готовый отразить нападение.

[[Итари: Форма не имеет значения. Даже если мой Узор будет стерт – так Ктейн поступил с Нмарлом давно, очень давно, – Узор будет воспроизводиться в следующих Волнах. ]]

[[Кира: Как ты можешь это знать? Что такое Волна? И что такое следующие Волны?]]

Медуза пошла красными и зелеными пятнами, крепче обхватила себя щупальцами и не стала отвечать. Кира дважды повторила вопрос – тщетно. И больше никакой информации о Волнах из медузы извлечь не удалось.

Тогда она задала иной вопрос:

[[Кира: Я хочу знать, что такое Тсуро, зов, который я почувствовала, когда Узел Умов прибыл к месту обитания Идеалис. Я ощущала этот зов от всех ваших кораблей, но только не в этой системе. ]]

[[Итари: Тсуро – еще один священный артефакт Канувших. Он говорит с Идеалис и манит ее к себе. Если б Идеалис не была соединена с тобой, она бы ответила и явилась туда, где находится источник зова. С помощью Тсуро панцири вранауи повсюду ищут Идеалис. ]]

[[Кира: И нашли новых после окончания Смуты?]]

[[Итари: С тех пор? Нет. Твоя – последняя уцелевшая. Но мы уповаем, что Канувшие оставили и другие творения, которые нам предстоит найти. И что теперь мы используем их более мудро, чем прежде. ]]

Кира уставилась на свои руки – черные, блестящие, в сложном плетении волокон.

[[Кира: Твоя форма знает – или, может быть, Узел Умов знает – как отделить Идеалис от того, с кем она соединена?]]

По коже медузы расплылись краски возмущения, и близковоние приобрело оттенок неприятного изумления, даже шока.

[[Итари: Кто и в какой Волне пожелает такое? Быть соединенным с Идеалис – честь!]]

[[Кира: Я понимаю. Мне просто… любопытно. ]]

Инопланетянин не сразу смирился с этим, но в итоге сказал:

[[Итари: Единственный известный этой форме способ отделиться от Идеалис – смерть. Лфет и другие правящие формы Узла, возможно, знают иные способы, но если и так, они не передавали нам запах о них. ]]

Кира приняла этот ответ со смирением. Она не была так уж удивлена. Всего лишь… разочарована.

В динамиках, словно призрак, возник голос Грегоровича:

– Втягиваем радиаторы. Переход в сверхсветовое пространство через четыре минуты. Приготовьтесь.

Лишь тут Кира заметила, как холодно стало в форкамере. Огорчившись, что время для расспросов иссякло, она предупредила Итари о скором прыжке, отошла от гермодвери, закрыла ее и заперла.

Свет сделался тускло-красным, как при наступлении ночи по расписанию корабля. Ближе к корме «Рогатки» раздался пронзительный визг, обнаженные щеки Киры защипало. Включился двигатель Маркова, и начался основной отрезок их сверхсветового перелета: путешествие к Солнцу.

В окошко гермодвери Кира с интересом наблюдала, как Итари заматывалось в кокон, используя густые выделения из «подмышек» своих щупалец. Желеобразная субстанция быстро застывала, и через несколько минут медуза уже покоилась в прозрачной зеленоватой капсуле, прилипшей к палубе шлюза.

Интересно, как оно узнает, что пора просыпаться?

Впрочем, это не ее проблема.

Кира удалилась в собственное гнездышко, пристегнула ремни и завернулась в одеяла. В форкамере при ночном освещении было темно и страшно. Не слишком отрадное место, чтобы провести ближайшие три месяца.

Ее пробил озноб, наконец-то она стала ощущать здешний холод.

– Мы остались с тобой одни, головастый, – сказала Кира, обращаясь к потолку.

– Не тревожься, – шепнул Грегорович. – Я составлю тебе компанию, о Варунастра, пока твои веки не отяжелеют и твой разум не засыплется мягким песком сна.

– Очень утешительно, – отозвалась Кира, и это лишь наполовину было сарказмом. Все-таки легче, когда есть с кем поболтать.

– Извини мое необузданное любопытство, – со смешком продолжал Грегорович, – но что это за странные запахи, которые испускали ты и наш Гость-о-многих-щупальцах? Ты стояла там немало минут и явно переживала, когда эта вонь попадала в твои нежные ноздри.

Кира фыркнула:

– Да уж. Позже я напишу отчет, и ты тоже сможешь прочесть все подробности.

– Я так понимаю, прямо сейчас нам ничего из этого не пригодится, – сказал Грегорович.

– Нет, но…

Она рассказала о Гнезде Перевоплощения и подытожила:

– Итари говорит, что форма не имеет значения.

– Тела нынче становятся заменимыми, – сухо заметил разум корабля. – Это мы с тобой оба испытали на себе.

Кира подтянула одеяло к подбородку:

– Трудно стать корабельным разумом?

– Во всяком случае, легким я бы этот процесс не назвал, – проговорил Грегорович. – Все мои чувства были отняты, замещены, и то, чем я был, самая основа моего сознания, было расширено сверх нормальных и естественных пределов. Смятение на смятении и смятением погоняет.

Судя по всему, это был тяжелый и неприятный опыт, причем похожий – и сходство тоже не порадовала Киру – на то, как она тренировалась растягивать Кроткий Клинок и с ним вместе собственное «я».

Киру передернуло. В невесомости ее укачивало. Пришлось с усилием сглотнуть и сфокусировать взгляд на определенном месте на стене, чтобы унять разгулявшийся вестибулярный аппарат. Темнота форкамеры и ощущение пустоты, безлюдности «Рогатки» действовали на нее хуже, чем она ожидала. Неужели не далее чем накануне она сражалась с жутями на Логове?

А казалось – неделя прошла или больше.

Борясь с неожиданным чувством одиночества, она заговорила:

– Когда я попала сюда, Триг рассказал мне, как твой прежний корабль потерпел крушение и ты надолго остался один. Каково это – столь долгое одиночество?

– Каково? – повторил Грегорович и расхохотался как безумный. Кира сразу поняла, что слишком далеко зашла. – Каково это было?.. Как смерть, как полное забвение себя. Стены, ограждающие мой разум, пали, и я бессмысленно болтал пред обнаженным ликом Вселенной. В моем распоряжении были все человеческие знания. Все научные открытия, теории и теоремы, все уравнения, все доказательства, миллионы, миллионы, миллионы книг, и песен, и фильмов, и игр – больше, чем в силах потребить одна личность, пусть даже и корабельный разум. И все же… – Он испустил тяжкий вздох. – Все же я был одинок. У меня на глазах мои спутники умирали с голоду, и, когда все они погибли, не оставалось ничего – только сидеть в темноте и ждать. Я решал уравнения, распутывал математические задачи, которых ты своим маленьким мозгом никогда бы не сумела понять. Я читал, наблюдал, считал до бесконечности, как нумеристы. И все это помогало разве что на мгновение отодвинуть тьму. На одно мгновение. Я вопил, хотя у меня нет рта, чтобы вопить. Я рыдал, хотя у меня нет глаз, чтобы проливать слезы. Я полз сквозь пространство и время, червь, продирающийся сквозь лабиринт, созданный снами обезумевшего бога. И вот что я узнал, Мешок-с-костями, вот что и ничего более: если у тебя есть воздух, еда и укрытие, то необходимы еще работа и компания. Быть в одиночестве и не иметь цели – значит умирать заживо