– Гойко с тобою в хвосте пойдёт. В голову соньмы поставлена Навья Стража, о десницу Святовит, о шуйцу Колгота. Так до норы и дойдём, – объяснил Сивер.

– Навьих Рёбер ще-то не видно, – Олеся нарочно сказала об этом, хотела поглядеть, как поведёт себя Сивер: отпрыск ведуньи недавно нарушил черту.

– Отаилися где-нибудь, не ведаю где. Сегодня Яра не буде, – в свой черёд Сивер не спускал глаз с вожака стаи Колготы. Гойко уходил из старого логова вместе с семьёй, как и остальные несогласные с Единением. Но семья теперь у него маленькая: круглолицая веста, да взятая из глухой деревни чернуха, моложе и красивее хозяйки, но глупая, как сковородка. Единственного сына Гойко шесть Зим назад убил Чёрный Зверь. И в этом тоже нашлась вина Яра.

Куда не глянь – кругом в соньме идут имевшие зуб на ведунью. Пусть так, пусть крамолу отделят от согласного племени, они сами на то напросились, но семья Олеси тут не при чём, её семью зря примкнули к отступникам. Олеся на своей шкуре изведала всю злопамятность и подлость ведуньи. Может Гойко успел взбаламутить охотников и теперь только из-за него остальных отселяли?

Олеся перед Сивером не волновалась, хоть звериная и человеческая часть души неприятно ворочались. Отряды по бокам и в голове соньмы выстроились как положено, Чертог замыкал. Жестом руки Сивер велел отправляться. Весты подхватили на руки малых детей. Сумки, тюки, корзины и короба полагалось нести молодняку и чернушкам. Так и двинулись сквозь лесной мрак за дозорным отрядом.

Первое время шли совсем молча. Шуршала одежда, постукивали костяные украшения и обереги, сипло кашляли больные чернухи и гнусаво пищали младенцы. Но вот женщины зашептались друг с другом об увиденном в темноте. В лес они выходили не часто, разве что собирать коренья и ягоды, и то под присмотром. Волчицы знали только семью и детей, как мачехи изводили чернушек, считали добычу в норе и грызлись с соседками – так размышляла Олеся о вестах. И ради этого повязать себе красную нить, отказаться от белой охотничьей воли и выйти из стаи?

Чуткий слух распознал, о чём шепчутся весты: что если сейчас, именно в эту ночь, к ним заявятся чужеяды? Тогда соньму рассеют, отнимут и перережут детей, самих вест полонят на благо чужого рода. Ничего хуже Волчицы и представить себе не могли. Да, это они заражали охотников своим страхом. Весты всегда боялись: за семью, за потомство, за привычный уклад. Ведунья их успокаивала, обещала поставить Зимних Волков над всеми прочими племенами, а Сивер держал в кулаке матёрых охотников. Но Гойко и его веста наверняка подпитывали страхи Волчиц, сулили им рабство и смерть в Единении. Одно Навье племя призывало к себе сразу многих – алчных и злых. Что за лютые звери придут в родной лес? Весты не знали и снова боялись.

Семьи шли по лесу, в Олесе же нарастало предчувствие, что развязка вскормленной страхом крамолы близка. О, она знала, чего стоят бунты. Однажды к ним в нору влетели обезумевшие от злости охотники, напали на мать и наверняка бы убили её вместе с маленькой Олесей и Ритой, если бы Первая Волчица не заступилась. Охотники пытались отомстить им за отца – за Деяна. Олеся невольно поглядела на правую руку. Два пальца теперь не сгибались. Но что она тогда могла сделать? Пытаясь защитить мать, она сама чуть не погибла.

– Я не предатель… – вполголоса обронила Олеся.

– Болят? – спросил Сивер, должно быть следил за каждым её шагом и вздохом. Он сам и его Навья Стража – небольшой отряд в соньме. Вдруг до Олеси дошло, что они могут служить приманкой для бунтовщиков, чтобы Гойко набросился на сородичей в открытую поднял бунт против ведуньи.

– Привыкла уже. – Спрятала руку Олеся. – Сегодня вечером Вольгу увидала.

– И где? – прищурился Сивер внимательно.

– У Крывды, монастырскими рясами тряс. За чертою Счастье добыл. Крестианку, верно, какую с Яром ограбили или из тепла умыкнули. Ще буде с наследком Белой Волчицы?

– Не твоя кручина. Свиря вместе с Вольгою не видела?

– Нет, такого не бысть. На кой ляд тебе однослухий Волчонок сдался?

Сивер ничего не ответил, указал ей кивком приглядывать за Чертогом лучше. Молодняк успел устроить шутливую потасовку. Чем дальше от родового гнезда, тем больше мальчишки свыкались с дорогой. Слишком уж тихо в лесу, слишком спокойно идут.

Олеся скорей подошла, без лишних слов оттолкнула одного шутника, второго встряхнула за шиворот, так что у мальчишки затрещала одежда. Волчата, пусть и со злобой, но вожаку подчинились и заняли место в охране. Показав твёрдость руки, Олеся возвращаться к Сиверу не спешила. Она подняла голову и принюхалась к ночному ветру.

Заметив, что один из вожаков отстаёт, Сивер подозвал к себе Гойко и сам подошёл к ней.

– Учуяла чего?

– Дым, – перевала взгляд Олеся. Сивер тоже принюхался. На самом пределе чувств ощущался сладковатый запах сожжённой травы. Олеся стянула с плеча автомат.

– Оседлые ночью к нам в лес, кажись, пробралися. Надо разведать.

– Направь Волка из стаи, – Гойко отёр шепелявый рот на изуродованном лице.

– Нет, надоть самим оглядеть, – решил Сивер. – Новое логово близко. Соньму матёрые доведут, вы в дозор.

Олеся спорить не стала, и первая пошла в тёмно-серые заросли папоротника. Гойко помялся на месте, ещё оглянулся на соньму с Колготой, и тоже отправился с дробовиком наперевес.

Олеся осторожничала и пряталась в жидком весеннем подлеске при любом подозрительном шорохе. Никто не посылает вожаков на разведку