столь живописно рассказали, Кавакита, наверное, раздавал наркотик, — продолжала Марго. — По крайней мере к концу жизни, когда события начали выходить из-под контроля. И, судя по вашему рассказу, раздача наркотиков могла даже обрести ритуальные формы.

— Именно, — кивнул Пендергаст. — Над входом в хижину я заметил японские иероглифы, значение которых грубо можно перевести как «Обитель асимметрии». Так иногда называют японские чайные домики.

— Чайные домики? При чем тут чайные домики? — изумился д’Агоста.

— Вначале и я этого не понял. Но чем больше я думал, тем лучше понимал, что сотворил Кавакита. Roji — так называются возвышения, стоящие в беспорядке перед входом. Отсутствие каких-либо орнаментов или украшений. Примитивное, недостроенное святилище. Все это — элементы чайной церемонии.

— Он, видимо, распространял наркотик, заваривая растение в воде как чайный лист, — догадалась Марго. — Но зачем все эти сложности… Если… — Она немного помолчала. — …если Грег сознательно не превратил это в ритуал.

— Целиком и полностью с вами согласен, — подхватил Пендергаст. — С течением времени ему становилось все труднее и труднее держать эти существа под контролем. В какой-то момент Кавакита перестал продавать наркотик. Но он знал, что не может оставить без зелья чудовищ, которых сам же и породил. Кавакита — дипломированный антрополог, и он не мог не знать об успокаивающем, укрощающем действии ритуалов и церемоний.

— И поэтому решил создать ритуал раздачи препарата, — сказала Марго. — В примитивных культурах жрецы часто прибегают к ритуалам, чтобы восстановить порядок или упрочить свою власть.

— И за основу избрал чайную церемонию, — кивнул Пендергаст. — Испытывал ли он сам при этом благоговение или нет, нам уже никогда не узнать. Хотя, учитывая всю его деятельность, осмелюсь предположить, что с его стороны это была всего лишь циничная выходка. Помните те обгоревшие листки, которые вы нашли в лаборатории Кавакиты?

— Да. Я их все скопировал, — ответил д’Агоста.

Он извлек записную книжку, быстро нашел нужные страницы и передал блокнот Пендергасту.

— Вот-вот. «Зеленое облако. Порох. Сердце лотоса». Это все наркотики зеленого цвета. Одни встречаются чаще, другие реже. А это говорит вам о чем-нибудь, доктор Грин? — Он постучал ногтем по странице. — «Синька», «синяя борода».

— А вы считаете, что это должно мне о чем-то говорить?

— Это не два названия одной субстанции, а пара совершенно различных растений, которые обитатели «Шестьсот шестьдесят шестой дороги» назвали бы «грибочки».

— Ну конечно! — Марго даже щелкнула пальцами. — Caerulipes и coprophila!

— Вы, ребята, меня окончательно запутали, — произнес д’Агоста.

— Это названия двух грибов, — повернулась к нему Марго. — Мощнейшие, содержащие псилосин галлюциногены.

— А виссоканом, если мне не изменяет память, — сказал Пендергаст, — именовался напиток, который употребляли индейцы алгонкины во время ритуала посвящения юношей в мужчины. Это был настой красавки, содержавший значительное количество скополамина — весьма сильного наркотика.

— Так вы считаете, что это своего рода реестр? — спросил д’Агоста.

— Скорее всего так. Не исключено, что Кавакита хотел усовершенствовать свою заварку, чтобы сделать потребителей более послушными.

— Если вы правы, и Кавакита хотел держать потребителей «глазури» под контролем, то зачем ему понадобилось это сооружение из черепов? — спросила Марго. — Мне кажется, что подобное строение способно только усилить кровожадные инстинкты.

— Не могу с вами не согласиться, — пожал плечами Пендергаст, — в нашей головоломке остается пока много недостающих звеньев.

— Хижина из человеческих черепов… — задумчиво протянула Марго. — Где-то я об этом уже слышала. Кажется, о ней упоминалось в полевом журнале Уиттлси.

Пендергаст с интересом посмотрел на нее:

— Вот как? Весьма любопытно.

— Давайте сверимся с архивами. Можно воспользоваться терминалом у меня в кабинете.

Лучи клонящегося к западу солнца лились сквозь единственное окно тесного кабинета Марго, заливая золотом разложенные на столе бумаги и книги. Марго села за стол, придвинула к себе клавиатуру и начала печатать.

— Музей в прошлом году получил грант на то, чтобы внести все полевые журналы и другие документы такого рода в базу данных, — пояснила она. — Если повезет, мы найдем то, что нам надо.

Она начала поиск с трех слов: Уиттлси, хижина и череп. На экране возникло единственное название. Марго вызвала документ и быстро просмотрела его, отыскивая нужное место. Холодные обезличенные слова на экране напомнили ей о том времени полтора года назад, когда она через плечо Смитбека следила за тем, как журналист листает пожелтевшие и покрытые пятнами плесени страницы полевого журнала.

* * *

…Крокер, Карлос и я идем дальше. Почти сразу же остановились, чтобы переупаковать ящик. Разбились банки с образцами. Пока я занимался упаковкой, Крокер, сойдя с тропы, наткнулся в центре небольшой поляны на разрушенную хижину. Хижина, судя по всему, целиком сооружена из человеческих черепов и окружена изгородью из воткнутых в почву бедренных костей. В затылках всех черепов имелись отверстия с неровными краями. В центре хижины находится жертвенный стол, сделанный из берцовых костей, скрепленных жилами. На жертвенном столе мы нашли фигуру и несколько кусков дерева со странной резьбой.

Но я обгоняю события. Мы принесли кое-что для осмотра, открыли ящик, достали сумку с инструментами; не успели мы обследовать хижину, как из кустов появилась старуха-туземка — пьяная или больная, сказать трудно. Громко вопя, она указала на ящик…

— Достаточно! — очистив экран, бросила Марго более резко, чем ей хотелось. Она вовсе не желала видеть ничего, что могло бы напомнить ей о содержимом того кошмарного ящика.

— Прелюбопытнейше, — сказал Пендергаст. — Теперь, пожалуй, стоит суммировать все, что нам известно. — И он приступил к перечислению, загибая один за другим свои тонкие изящные пальцы. — Итак, Кавакита занялся производством наркотика под названием «глазурь». Испытал его на других, затем усовершенствовал и испробовал на себе. Несчастные потребители были изуродованы, и у них развилась светобоязнь, вследствие чего им пришлось уйти под землю. Постепенно дичая, они стали охотиться на других подземных обитателей. Теперь же, после смерти Кавакиты и утраты доступа к наркотику их хищнические инстинкты значительно усилились.

— И нам известен мотив, в силу которого Кавакита сам принимал препарат, — добавила Марго. — Наркотик обладает омолаживающим воздействием и, видимо, способностью увеличивать продолжительность жизни. Подземные чудища получали более ранний вариант препарата по сравнению с тем, что принимал он сам. Судя по всему, Кавакита продолжал совершенствовать вещество даже после того, как пристрастился к нему. Подопытные животные в моей лаборатории не имеют никаких физических отклонений. Но даже наиболее совершенная форма препарата оказывает отрицательное влияние. Посмотрите, какими агрессивными и склонными к убийству стали не только мыши, но и одноклеточные.

— Тем не менее остаются вопросы, — неожиданно проговорил д’Агоста.

Марго и Пендергаст разом обернулись к лейтенанту.

— Во-первых, почему эти твари его убили? А что прикончили его они, у меня нет ни малейших