на бронзовой медали в память погибших участников революции и затем перепечатано в газетах (Письма к Хитрово, с. 77–80). О запрещении ЛГ см.: Н. К. Замков. К истории «Литературной газеты» бар. А. А. Дельвига. — PC, 1916, № 5, с. 245–281, Газета была возобновлена через месяц под редакторством О. Сомова. В опущенной части мемуаров рассказана история смерти Дельвига, ускоренной пережитыми потрясениями.

270

Александр Иванович Дельвиг погиб при взятии Варшавы (1831).

271

Не знаю, не упоминает ли автор с такою же правдивостью обо мне и в своем описании четвергов Греча. Этого рассказа я не читал. (Прим. А. Подолинского.)

272

Подолинский учился в Петербургском университетском благородном пансионе (1821–1824), где был младшим товарищем С. А. Соболевского (выпуск 1821 г.) и М. И. Глинки (выпуск 1822 г.).

273

Однажды у Дельвига, проходя гостиную, я был остановлен словами Пушкина, подле которого сидел Шевырев: «Помогите нам состряпать эпиграмму…» Но я спешил в соседнюю комнату и упустил честь сотрудничества с поэтом. Возвратись к Пушкину, я застал дело уже оконченным. Это была знаменитая эпиграмма: «В Элизии Василий Тредьяковский…» Насколько помог Шевырев, я, конечно, не спросил[720].

В другой раз, у Дельвига же, Пушкин стал, шутя, сочинять пародию на мое стихотворение:

Когда стройна и светлоока

Передо мной стоит она,

Я мыслю: Гурия Пророка

С небес на землю сведена… — и пр.

Последние два стиха он заменил так:

Я мыслю: в день Ильи Пророка

Она была разведена…[721]

Не лишнее, однако же, заметить, что к этой будто бы в день Ильи разведенной написаны и самим Пушкиным стихотворения:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты… — и пр.

И другое:

Я ехал к вам, живые сны…

Вдохновительница этих стихов показывала мне последнее стихотворение в подлиннике, не знаю почему, изорванном в клочки, на которых, однако ж, можно было рассмотреть, что эти три, по-видимому, так легко вылившиеся строфы стоили Пушкину немалого труда. В них было такое множество переделок, помарок, как ни в одной из случившихся мне видеть рукописей поэта[722].

На этих же вечерах мне неоднократно случалось слышать продолжительные и упорные прения Пушкина с Мицкевичем, то на русском, то на французском языке. Первый говорил с жаром, часто остроумно, но с запинками, второй тихо, плавно и всегда очень логично.

Мицкевича я встретил в первый раз на вечере у В. Н. Щастного, хорошего переводчика нескольких его стихотворений[723]. Поэт, тогда уже знаменитый, молча курил в уголку, так что я не вдруг его заметил. Когда же был ему представлен, он произвел на меня самое приятное впечатление своею скромною приветливостью и добродушною простотою обращения. После этого знакомства я бывал и у него, и всегда с особенным удовольствием. В сороковых годах, по напечатании моей поэмы «Смерть Пери», какой-то приезжий из Варшавы сообщил моему отцу помещенный в одном из польских журналов перевод большого отрывка из этой поэмы, уверяя, что он переведен Мицкевичем. Справедливо ли это, я, к сожалению, не имел возможности удостовериться, но перевод верен и необыкновенно хорош. (Прим. А. Подолинского.)

274

А. Подолинский уехал из Петербурга в Одессу до 14 января 1831 г. (день смерти Дельвига).

275

А. Подолинский исправляет ошибку И. П. Липранди (см. т. I, с. 340 наст. изд.).

276

Неточность мемуариста: Подолинский встретился с Пушкиным, ехавшим в михайловскую ссылку через Чернигов, 4 августа 1824 г. (Летопись, с. 501).

277

Л. С. Пушкин учился сначала в Царскосельском лицейском пансионе, затем (с 29 декабря 1817 г.) — в Университетском благородном пансионе вместе с друзьями Пушкина: П. В. Нащокиным и C. А. Соболевским.

278

Пушкин получил предписание ехать по следующему маршруту (дав подписку нигде не останавливаться и никуда не заезжать — Рукою П., с. 837–838): Одесса, Николаев, Елизаветград, Кременчуг, Витебск, Опочка, Михайловское. Однако по существу это обязательство Пушкин нарушил, заехав в с. Родзянки Полтавской губ. (см. прим. 5 к «Воспоминаниям о Пушкине» А. Керн) и к И. С. Деспоту-Зеновичу (см. воспоминания А. Распопова, т. I, с. 378 наст. изд.). Записка Пушкина к И. Н. Раевскому, посланная через Подолинского в Киев, не сохранилась.

279

Вторая поэма А. Подолинского «Борский» вышла в Петербурге в начале 1829 г.; следовательно, встреча Подолинского с Пушкиным, которая явилась началом их настоящего знакомства, могла состояться не ранее 18 января (времени возвращения Пушкина из Тверской губ.) и не позднее 24 февраля, когда оба поэта присутствовали на вечере у Дельвига (см. выше прим. 720). Эта дата соответствует указанию А. Подолинского о том, что знакомство произошло приблизительно за два года до его отъезда в Одессу (прим. 274). Отрицательный отзыв Пушкина о поэме «Борский» сообщил С. П. Шевырев: «Пушкин говорит: — Полевой от имени человечества благодарил Подолинского за «Дива и Пери», — теперь не худо бы от имени вселенной побранить его за «Борского» (ЛИ, т. 16–18, с. 703).

280

А. Подолинский имеет в виду сообщение В. П. Гаевского в статье «Дельвиг» (Совр., 1854, т. XVIII, № 9, отд. III, с. 25).

281

Рецензия Дельвига появилась в «Литературной газете» (1830, № 19, с. 152–154).

Считая причиной резкого выступления Дельвига зависть и раздражение успехом поэм, А. Подолинский — тенденциозно излагает историю своего разрыва с «Литературной газетой». Отношение писателей пушкинского круга к творчеству А. И. Подолинского не было однозначным: более снисходительное при дебюте молодого поэта (поэма «Див и Пери»), оно стало резко отрицательным по мере того, как все отчетливее обнаруживалась эпигонско-романтическая направленность его творчества. С выходом из печати поэмы «Борский» принципиальная враждебность А. Подолинского эстетической платформе пушкинской школы в поэзии стала настолько очевидной, что разрыв Подолинского с «Литературной газетой» был неизбежен. Подолинский не понял (или не захотел понять), что отношение Дельвига к его творчеству складывалось вне зависимости от характера их личных отношений.

282

Первый раз Пушкин сватался за Н. Н. в конце апреля 1829 г. и, получив неопределенный ответ, уехал на Кавказ. 6 апреля 1830 г. он снова сделал предложение, которое было принято при условии письменного подтверждения от Бенкендорфа, что Пушкин не находится под надзором полиции. Подтверждение было получено (XIV, 77, 81), и 6 мая была объявлена