Россети егоза» впоследствии смягчен и заменен словами: «Придворных витязей гроза».

Зная, как я интересовалась ее прошлым, бабушка оставила мне альбом, в котором, среди других автографов, Пушкин в 1829 г, вписал стихи «Я Вас любил, любовь еще быть может…». Под текстом этого стихотворения он в 1833 г. сделал приписку: «plusqueparfait» — давно прошедшее. 1833» («Дневник А. А. Олениной», с. XXXIX–XL).

209

Сожаления.

210

Чтобы не скомпрометировать себя.

211

Ошибка мемуаристки: Пушкин приехал в Старицу 6 января 1829 г. (см. т. I, с. 418).

212

А. Н. Вульф. (Прим. Е. Синицыной.)

213

Эпизод этот, подробно описанный А. Н. Вульфом (см. его «Дневник», с. 193), был, безусловно, известен Пушкину. На неудачу этого любовного похождения А. Н. Вульфа он намекает в письме к нему, называя поповну Клариссой (добродетельной героиней известного романа Ричардсона) (см.: XIV, 50).

214

В письме к А. Н. Вульфу от 27 октября 1828 г. Пушкин писал, что «Марья Василиевна Борисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной, перла в море и что я намерен на днях в нее влюбиться» (XIV, 33). Ср. запись в «Дневнике» Вульфа: «Пушкин, бывший здесь осенью, очень ввел ее в славу» (с. 187).

215

См. прим. 4 к «Воспоминаниям о Пушкине» А. П. Керн и прим. 18 к дневниковым записям о Пушкине А. Н. Вульфа, (т. I наст. изд.).

216

На связь сюжета «Русалки» с тверскими преданиями о дочери мельника, утопившейся в омуте, указывает весь круг тверских мемуаристов: А. Н. Понафидина (с. 87–88), П. И. Раменский (Врем. ПК, 1963, с. 18–19) и др.

217

А. И. Вульф Пушкин увлекался в 1825–1827 гг. Ей посвящены стихи «За Netty сердцем я летаю…».

218

А. Н. Вульф. Дневники, с. 206.

219

См. прим. 11 к «Дневникам» А. Вульфа (т. 1, с. 534 наст. изд.).

220

П. М. Полторацкий, отец А. П. Керн.

221

Рассказ Пушкина о «балованных ребятишках» А. И. Понафидиной содержится в письме к А. А. Дельвигу от 26 ноября 1826 г. (XIV, 34). По сообщениям мемуаристки, Николаю (будущему ее отцу) было в это время 9 лет; Ивану и Михаилу — по 11 лет.

222

Тетка А. Н. Понафидиной П. О. Лизунова, которая, как пишет мемуаристка, «обожала и глубоко ценила» поэта (с. 97).

223

По описаниям А. Н. Понафидиной, «цветная гостиная с балконом и зала полукруглая в пять окон» были самыми высокими в доме комнатами и «составляли анфиладу» (с. 97).

224

Осенью 1828 г., находясь в Тверской губернии, Пушкин работал над VII главой «Евгения Онегина» (начатой в Михайловском). Свидетельство П. И. Понафидина (деда мемуаристки) о подсказанной поэту рифме могло относиться к одной из написанных в это время строф (XXII–XXXV, XL–XLIII и LIV–LV).

225

См. прим. 216 к рассказу Н. И. Вульфа. А. Н. Понафидина дополнила свое сообщение указанием на то, что И. Левитан на знаменитой картине «У омута» изобразил то самое место, где, по местным преданиям, утопилась обманутая девушка (с. 98).

226

Ср. с рассказом Бородина, жившего в Берлове: «А. С. <Пушкин> был всегда весел, любил танцы, много гулял по саду и окрестным лесам, не чуждался дворовых и часто с ними разговаривал и шутил, и крестьяне его также не чуждались, любили с ним беседовать и считали его за человека доброго, веселого и большого шутника» (И. А. Иванов. О пребывании А. С. Пушкина в Тверской губ.». — «Сборник Тверского об-ва любителей истории, археологии и естествознания», вып. I. Тверь, 1903, с. 243).

227

Сабля в руках Пушкина появляется как ошибка памяти Пущина. В письме к брату Ивану из Кисловодска от 25 августа 1829 г, он писал: «Лицейский товарищ твой Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед Арзерумом, по взятии оного возвратился оттуда и приехал ко мне на воды, — мы вместе пьем по несколько стаканов кислой воды и по две ванны принимаем в день» («Щукинский сборник», вып. 3. М., 1904, с. 324). Сам Пушкин набросал свой шуточный автопортрет в альбоме Ел. Н. Ушаковой: верхом на коне, в бурке и цилиндре с пикою в руке. Генерал Н. И. Ушаков так описал этот эпизод, который мог закончиться трагически для поэта: «Когда войска, совершив трудный переход, отдыхали в долине Ишка-су, неприятель внезапно атаковал переднюю цепь пашу, находившуюся под начальством полковника Басова. Поэт, в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел насильно из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевленный отвагою, столь свойственною новобранцу-воину, схватив пику после одного из убитых казаков, устремился противу неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и бурке. Это был первый и последний дебют любимца муз на Кавказе» («История военных действий в Азиатской Турции…», с. 303).

228

стоянках.

229

Особое внимание к Пушкину со стороны Паскевича объясняется секретным распоряжением Бенкендорфа о слежке за поэтом. Пушкин уехал в армию 1 мая 1829 г. без разрешения царя и Бенкендорфа, а 12 мая Паскевич уже предупреждал военного губернатора Стрекалова о предстоящем прибытии в Грузию «известного стихотворца» Пушкина и об учреждении за ним «надлежащего надзора» (Акты собранные Кавказской археографической комиссией, т. VII, Тифлис, 1878, с. 954–955). Бенкендорф приписывал (не без оснований) поездку Пушкина желанию его повидаться с сосланными на Кавказ декабристами. Один из участников Арзрумского похода Н. Б. Потокский сообщает: «Вольховский передавал мне под секретом, что одною из главных причин неудовольствия главнокомандующего было нередкое свидание Пушкина с некоторыми из декабристов, находившимися в армии рядовыми. Говорили потом, что некоторые личности шпионили за поведением Пушкина и передавали свои наблюдения Паскевичу». По словам того же Потокского, сам Пушкин, приехав в Тифлис, жаловался П. С. Санковскому: «Ужасно мне надоело вечное хождение на помочах этих опекунов, дядек; мне крайне было жаль расстаться с моими друзьями, но я вынужден был покинуть их. Паскевич надоел мне своими любезностями…» (PC, 1880, № 7, с. 582). Исполняя предписание Бенкендорфа, Паскевич в то же время внешне благосклонно относился