LXXXIX. На следующий день Брут и те, кого с ним послали, возвратились, заключив с сенатом соглашение посредством глашатаев мира, которых римляне называют фециалами[727]. И народ, разделившись на существовавшие в то время фратрии, или, если кто-либо предпочитает называть их так, как зовут их сами римляне, курии[728], избирает годичными магистратами следующих лиц: Луция Юния Брута и Гая Сициния Беллута, которых народ имел до этого вождями, и вдобавок к ним Гая и Публия Лициниев и Гая Визелия Руга. 2. Эти пять человек[729] были первыми, получившими трибунскую власть за четыре дня до декабрьских ид[730], что вплоть до наших дней и совершается именно в этот день. После завершения выборов послы сената решили, что все, за чем их послали, полностью улажено. Но Брут, созвав плебеев, посоветовал им сделать эту магистратуру священной и неприкосновенной, оградив ее безопасность не только законом, но и клятвой[731]. 3. Все одобрили это, и Брутом и его товарищами был принят закон следующего содержания: «Пусть никто не побуждает плебейского трибуна, хотя бы одного из многих, ничего делать против своей воли; ни сечет его плетьми; ни приказывает другому высечь; ни убивает, ни приказывает другому убить. Если же кто-либо сделает что-нибудь из того, что запрещается, пусть будет проклят, а его имущество посвящено Церере. И если кто-нибудь убьет сделавшего это, то убийцей не будет». 4. И чтобы народ не только в будущем не мог по своему выбору отменять этот закон, но чтобы он на все времена оставался неизменным, было постановлено, чтобы все римляне торжественно поклялись священными жертвами на вечные времена соблюдать его, как сами они, так и их потомки. К клятве было добавлено, чтобы небесные боги и подземные божества были милостивы к тем, кто его соблюдает, и чтобы недовольство богов и божеств обратилось на тех, кто его нарушает, как на виновного в величайшем святотатстве. Отсюда у римлян возник обычай считать плебейских трибунов священными, каковой и сохраняется вплоть до наших дней.

XC. После того как плебеи за это проголосовали, они воздвигли алтарь на вершине горы, где они стояли лагерем, который они на своем собственном языке назвали алтарем Юпитера Устрашающего[732], от страха, который овладел ими тогда. Совершив жертвоприношения этому богу и освятив место, принявшее их, они вместе с послами возвратились в город. 2. Затем они возблагодарили богов, почитавшихся в городе, и убедили патрициев проголосовать за утверждение их новой должности. После того как и это произошло, они еще попросили, чтобы сенат позволил им назначать ежегодно двух плебеев в качестве помощников трибунов во всем, что те потребуют: решать дела, с которыми другие к ним обратятся, присматривать за общественными местами — священными и общедоступными, и следить, чтобы рынок был обеспечен продовольствием. 3. Получив и эту уступку от сената, они избрали людей, называемых помощниками и коллегами трибунов и судьями. Но теперь они по одной из их обязанностей, называются на их собственном языке надзирателями за священными местами, или эдилами[733], и их власть более не подчинена власти других магистратов, как прежде, но многие дела значительной важности вверены им, и в большинстве отношений они, некоторым образом, похожи на имеющихся у греков «агораномов», то есть рыночных смотрителей.

XCI. Когда дела были улажены и государство вернулось в свое первоначальное состояние, полководцы набрали войско против внешних врагов, так как народ теперь выказывал большую тревогу, и в короткий срок все было подготовлено для войны. Вслед за тем консулы бросили, по обычаю, жребий по поводу своих полномочий. Спурий Кассий, которому выпало следить за городскими делами, остался дома, оставив себе достаточную часть набранного войска, в то время как Постум Коминий отправился на войну с остальной ратью, состоявшей не только из самих римлян, но в немалой части и из вспомогательных сил латинов. 2. Решив сначала напасть на вольсков, консул с первого приступа взял их город, называемый Лонгула, хотя его жители и проявили смелость и послали часть сил в поле в надежде сдержать натиск противника. Но не совершив ни одного славного деяния, они были обращены в постыдное бегство и не выказали ни малейшего мужества даже во время штурма стен города. Во всяком случае, римляне в один день не только без усилий овладели их страной, но и без большого труда взяли приступом их город. 3. Римский военачальник позволил воинам разделить всю добычу, оставленную в городе, а затем, оставив там гарнизон, повел войско против другого города вольсков, называемого Полуска, недалеко от Лонгулы[734]. Так как никто не осмелился противостоять им, консул с большой легкостью прошел через сельскую округу и двинулся на приступ стен. Одни бойцы силились открыть ворота, другие лезли на стены, и уже в тот же день они стали хозяевами города. 4. После взятия города консул выбрал нескольких граждан, являвшихся зачинщиками измены, и предал их смерти. Наказав остальных лишением имущества и разоружив их, он обязал их в будущем быть подданными римлян.

XCII. В этом городе он также оставил в качестве гарнизона небольшую часть войска, а на следующий день отправился с остальными силами в Кориолы, город весьма славный и, так сказать, столицу вольсков[735]. Там было собрано сильное войско, стены его взять было нелегко, и жители давно запаслись всем необходимым для войны. Консул предпринял штурм стен и вплоть до позднего вечера не оставлял этих попыток, но был отбит неприятелем, потеряв многих своих людей. 2. На следующий день он приготовил стенобитные орудия, сплетенные из прутьев щиты и лестницы и готовился снова напасть на город со всеми силами. Но узнав, что анциаты собираются с большой ратью прийти на помощь жителям Кориол вследствие их родства с ними, и что они, решившись на поход, уже находились в пути, консул разделил свое войско и решил с одной половиной продолжать осаду города, оставив командиром Тита Ларция, с остальной же остановить наступление приближающегося противника. 3. Два этих сражения имели место в один и тот же день, и в обоих римляне одержали победу, так как все они бились с величайшим рвением и один человек особенно проявил невероятное мужество и совершил деяния, которые не поддаются описанию. Он был из патрицианского рода, хотя и неизвестных родителей, звали его Гай Марций. Он был воздержанным и умеренным в частной жизни и в образе мыслей в полной мере независимым. Подробности этих двух сражений следующие.