Внешне Настенька почти не изменилась, поэтому, когда она только приступила к работе, ее частенько пытались выгнать из учительской.

– Я же запретил детям бегать в учительскую за журналами! – шумел новый завуч. – Вот выясню, кто тебя послал, и накажу. Ты из какого класса?

– Простите, Андрей Денисович, но я сама учительница, – оправдывалась Настенька, – я химию преподаю в десятых.

– Ох, Анастасия Владимировна, я вас опять перепутал. Виноват! – извинялся он под дружный смех учителей.

Ирочка Соколова после мединститута стала работать в детском отделении родильного дома. Недавно ее назначили заведующей отделением. Молодые мамы любили Ирочку за красивое личико и ласковое отношение к их малышам.

Ирочка вышла замуж за Сашу Оленина, и у них родились две девочки-погодки – Сашенька и Дашенька. Саша любил своих дочек больше всего на свете. По окончании Политехнического института он стал работать у Димы Рокотова в фирме – и очень неплохо зарабатывал.

Дима Рокотов сделался бизнесменом. Он сумел – не без помощи родителей – создать собственную фирму по разработке и распространению компьютерных программ. Дела в его фирме шли успешно.

Маринка окончила институт на год позже Димы из-за рождения сына. Она стала секретарем-референтом в фирме мужа. Но фактически Маринка была его правой рукой, постоянно помогая мужу не только делом, но и ценными советами. Через пять лет после рождения сына у них родилась желанная доченька. Они договорились, что сыну даст имя Маринка, а дочке – Дима.

Маринка назвала сына Дмитрием, как и хотела с самого начала. Но ему привилось имя Димыч – из-за настырного нрава и въедливого характера. Димыч мог, например, ходить полдня за матерью и нудить:

– Сколько можно говорить: не оставляй нож в раковине – заржавеет!

Или:

– Кто опять кран не закрутил? Дождетесь, соседи снизу прибегут. И вместо покупки мне велосипеда будете им ремонт делать.

Однажды, еще совсем крохой, надув под себя, он долго ворочался на мокрой простынке и, наконец, сердито изрек голосом бабушки:

– Встала бы ты, мать, да поменяла мне простынь. А то все лежишь!

Маринка едва с дивана не свалилась от хохота.

Фразы, изрекаемые Димычем с самого раннего возраста, были столь заковыристы, что заставляли всех изумляться, – и где он такого нахватался?

– Вставай, сынок, одевайся, – как-то сказала Маринка двухлетнему Димычу. Малыш спал в кроватке с сеткой, страховавшей его от падения на пол. Он долго пыхтел, пытаясь снять перекладину, потом выдал:

– Ввиду неснимаемости сетки я не могу достать штаны.

– Большим человеком будет! – комментировал изречения Димыча Маринкин отец. – Рангом не ниже министра. А может, в президенты выбьется. Такие речи толкает – чистый губернатор!

– В кого он такой уродился? – удивлялась Маринка. – Я, вроде, всегда отличалась легкомыслием, да и тебя, милый, нельзя уличить в чрезмерной серьезности.

– В дедов! – смеялся Дима, – Наш Димыч – оба деда вместе взятые.

Маринка очень боялась, что Дима назовет дочку Леночкой. Она дала себе слово не возражать – пусть, как хочет, так и называет. Но он назвал ее в честь своей мамы Наташенькой, чем очень порадовал бабушку.

В погожие дни две Наташи – бабушка и внучка – любили сидеть на той самой скамеечке в парке, где сидели папа и мама маленькой Наташи в день их знакомства. Бабушка читала внучке сказки, а та разглядывала прыгавших по веткам воробьев.

Светлана после пропажи старшего сына быстро угасла. Только забота о близнецах какое-то время поддерживала в ней огонек жизни – но по мере их взросления он тлел все слабее и слабее. И однажды она заснула, чтобы уже не проснуться, – сердце остановилось во сне.

После смерти жены Алексей запил. Нет, он не валялся под забором – не хотел позорить сыновей, на которых всю жизнь молился. Просто, придя с работы, молча выпивал бутылку, ложился на диван и засыпал.

Близнецы выросли, окончили школу и пошли работать на стройку. Потом их забрали в армию. Совсем недавно они демобилизовались и вернулись на прежнее место. Подумывают о поступлении на вечернее отделение строительного института.

Все эти годы они смертельно скучали по старшему брату, исчезнувшему так внезапно и бесследно. Им все казалось, что он куда-то уехал в поисках счастья и вот-вот подаст весточку из своего счастливого далека. Они и до сих пор ждут от него письма, телеграммы или хотя бы звонка. Но мы-то с вами знаем, что никогда не дождутся.

В один из поздних январских вечеров, когда жена и дети уже спали, Дмитрий Сергеевич Рокотов тихо вышел на балкон. Его всегда тянуло на балкон в это время года – и потому он, стараясь остаться незамеченным, выходил туда и долго стоял, глядя в ночное небо. Там, в западной части небосвода, ярко горела одинокая звезда.

«Где ты, синеглазая звездочка? – печально думал Дмитрий Сергеевич. – Как тебе живется в твоей далекой Галактике? Вспоминаешь ли хоть иногда своего неверного Димку? Или сияние иных светил навсегда заслонило тебе прошлое?»

Позади скрипнула дверь, и теплые руки обвили его. Маринка. Жена.

– Не надо так долго смотреть на нее, милый, – услышал Дмитрий Сергеевич. – Это чужая, злая планета. Там нет жизни, нет любви. Снаружи вечный холод и мрак, а внутри все сжигающий огонь. Пойдем, родной, в комнату, простудишься.

И затворила за ним балконную дверь.

Дмитрий Сергеевич зашел в детскую, постоял у кроваток. Димыч, нахмурив брови и выпятив нижнюю губу, спал в позе бегуна на старте. Он вспотел, и его каштановый чуб прилип к выпуклому лобику. Светловолосая Наталка лежала на спинке, широко раскинув ручки, подобно летящей ласточке. Она разрумянилась и чему-то улыбалась во сне.

«Они главный смысл моей жизни – то, ради чего стоит жить, – думал Дмитрий Сергеевич, глядя на спящих детей. – Они оправдание моего бытия на земле».

– Ложись, солнышко, – сказал он Маринке, – а я еще немного посижу, посмотрю последние журналы. Может, что новенькое найду.

Дмитрий Сергеевич прошел в кабинет, сел за стол и включил настольную лампу. Листая журнал, на одной из страниц он увидел статью за авторством какой-то Ольги Гор из Соединенных Штатов. Содержание статьи не привлекло внимания Дмитрия Сергеевича – ведь оно было далеко от области его интересов. Поэтому он лишь мельком пробежал ее глазами и перевернул страницу.

КОНЕЦ