Зрение у Массены было плохим, зато слух чрезвычайно острым, и, как мы того и хотели, он не упустил ни одного слова из нашей беседы. Это его так поразило, что, подойдя к нашей группе, он принял участие в нашем разговоре и признал, что, обычно такой осмотрительный, он слишком легко согласился атаковать гору в лоб, но отменит свое решение. Что, если будет найден проход в обход позиции, он оставит завтра армию отдыхать и скрытно соберет ее на следующую ночь напротив уязвимого пункта, и тогда уже нападет на неприятеля. Конечно, будет задержка на сутки, но больше надежды на успех и меньше людских потерь.

Решение маршала казалось таким твердым, что, прибыв в Мортагоа, он поручил нам с Линьивилем найти в округе жителя, который мог бы указать нам дорогу, ведущую в Боялву, минуя Бусаку.

Это задание было очень трудным, так как все население бежало при приближении французов, а ночь была такой темной, что не способствовала нашим поискам. Нам все же удалось найти в монастыре старого садовника, оставшегося ухаживать за тяжелобольным монахом, к которому он нас и подвел. Этот монах ответил правдиво на все наши вопросы. Он часто ходил из Мортагоа в Боялву по хорошей дороге, выход на которую был в лье от монастыря. Он удивился, что мы не знаем эту развилку, ведь часть нашей армии прошла мимо нее, направляясь из Визеу в Мортагоа. В сопровождении старого садовника мы пошли проверять слова монаха и обнаружили, что прекрасная дорога действительно обходит горы слева. А ведь маршал Ней двое суток находился в Мортагоа и не разведал эту дорогу. А ведь это могло бы спасти нас от многих бед. Мы с Линьивилем были счастливы нашим открытием и поспешили сообщить это маршалу. Но мы отсутствовали больше часа и застали маршала уже с комманданом Пеле, среди карт и чертежей. Пеле сказал, что днем рассматривал в телескоп горы и не обнаружил никакого прохода к нашему правому флангу. Впрочем, он не мог и подумать, что за время своего пребывания в Мортагоа маршал Ней не исследовал окрестности, и, поскольку он не обнаружил этого прохода, это и есть доказательство того, что его не существует. Мы не смогли его переубедить. Напрасно мы с Линьивилем предлагали обогнуть противника и подняться по горе, которая, по словам монаха, была менее крутой, чем гора в Бусаку. Напрасно говорили, что можем дойти до Боялву, если нам дадут один из трех гвардейских батальонов. Напрасно генерал Фририон умолял маршала согласиться на это предложение. Все было напрасно! Массена, крайне утомленный, ответил, что уже почти полночь, что в четыре часа утра надо выезжать, чтобы быть в лагере на рассвете. И пошел спать.

Никогда ночь для меня не была такой ужасной. Все мои товарищи тоже были очень опечалены. И вот пришел час отъезда. Мы прибыли на наши аванпосты, и первые лучи зари этого зловещего дня, 27 сентября, осветили начало одного из самых ужасных поражений, которое потерпела французская армия!

Поражение у Бусаку. — Мы обходим позицию и идем по дороге на Коимбру

Оказавшись перед позицией, которую он почти не видел накануне, Массена, казалось, на мгновение заколебался и, приблизившись к тому месту, где я разговаривал с генералом Фририоном, сказал нам грустно: «В вашем вчерашнем предложении был определенный смысл…» Эти слова оживили вчерашнюю надежду, мы снова стали убеждать главнокомандующего обогнуть гору через Боялву у крайнего левого края позиции. Мы уже склоняли его к этому мнению, когда маршал Ней, генерал Рейнье и Пеле прервали нашу беседу, сказав, что все готово для атаки. Массена сделал все же несколько замечаний, но в конце концов подчинился своим полководцам, вероятно опасаясь, что они его упрекнут в том, что он упустил победу, в которой они же и были уверены. Массена приказал открыть огонь в семь часов утра.

2-й корпус Рейнье атаковал правый фланг противника, а Ней — левый и центр. Французские войска были выстроены на каменистом участке с довольно крутым спуском к огромной расселине, которая отделяла нас от горы Алкоба — высокой, очень крутой и к тому же занятой неприятелем. Неприятель находился непосредственно над нашим лагерем и наблюдал за всеми нашими передвижениями, в то время как мы видели только его аванпосты, расставленные на полдороге между монастырем Бусаку и расселиной, такой глубокой, что невооруженным глазом можно было едва различить движение проходящих там войск. Эта своего рода пропасть была такой узкой, что пули английских карабинеров[101] долетали от одной ее стороны к другой. Это препятствие, подобное огромному рву, созданному самой природой, служило первой оборонительной линией перед естественными укреплениями, которыми являлись стоящие стеной огромные скалы, увенчанные острыми пиками. Добавим к этому, что наша артиллерия двигалась по очень плохим дорогам. К тому же она должна была стрелять снизу вверх, поэтому не могла быть эффективной. Пехота не только должна была преодолевать массу препятствий и подниматься по очень крутому склону, но и имела перед собой лучших стрелков в Европе. В то время английские войска были лучше всех обучены стрельбе и в этом намного превосходили пехоту других стран.

Хотя кажется, что правила ведения войны должны быть одинаковыми для всех цивилизованных народов, они тем не менее кардинально различаются даже при схожих обстоятельствах. Так, при защите позиции, поставив стрелков впереди и по бокам, французы обязательно занимают высоты основными силами своих войск и резервами, что имеет плохую сторону в том, что они показывают неприятелю уязвимое место нашей линии. Способ, к которому прибегают англичане в подобных обстоятельствах, мне кажется предпочтительнее, что много раз доказывалось в войнах на Иберийском полуострове. После того как они, подобно нам, занимают войсками фронт своей позиции, их стрелки готовы защищать подходы к ней, но свои основные силы англичане располагают так, чтобы их не было видно, хотя и вблизи от основного опорного пункта позиции, чтобы они могли быстро обрушиться на врага, если он подойдет достаточно близко. Подобная атака, внезапно обрушивающаяся на наступающих, которые, понеся многочисленные потери, уже считают себя победителями, почти всегда удается. К несчастью, мы испытали это на себе в сражении у Бусаку, хотя, несмотря на многочисленные препятствия и оборону противника, нашим храбрым солдатам 2-го Корпуса удалось взобраться на гору Алкоба. И когда после часа беспримерных усилий, полных мужества и даже героизма, они, задыхаясь, добрались до гребня, то оказались вдруг перед линией английской пехоты, которую они не видели ранее. Эта линия встретила их в пятнадцати шагах сильным прицельным огнем, который уложил на землю более 500 человек, а затем бросилась на остальных со штыками наперевес. От этой неожиданной атаки, поддерживаемой градом картечи, сыпавшейся на наши ряды с флангов, некоторые наши батальоны пошатнулись. Но они быстро восстановились и, несмотря на потери, которые мы понесли, взбираясь на позицию, и несравненно большие, которые нам нанесла эта атака, наши удивленные, но не сломленные войска устремились на английскую линию, штыками прорвали ее во многих местах и захватили шесть пушек!