Тогда Веллингтон выдвинул мощный резерв, в то время как наши резервы находились у самого подножия горы. Под натиском, оказываемом на них со всех сторон, французам пришлось уступить то очень узкое пространство, которое они успели занять на плато. После долгого и упорного сопротивления им пришлось быстро спускаться тем же путем, по которому они поднимались. Англичане преследовали их до половины этого пути. Он давали по ним ружейные залпы, и эти залпы были смертоносны. А мы не могли на них ответить! В такой невыгодной для французов позиции сопротивление было бесполезным, и офицеры приказали солдатам рассеяться группами стрелков по расселинам и под градом пуль спускаться к подножию горы. Мы потеряли в этом месте генерала Грэндоржа, двух полковников, 80 офицеров и от 700 до 800 солдат.

После такого поражения осторожность требовала, как нам казалось, не посылать больше ослабленные многочисленными потерями части на врага, гордого своим успехом и занимающего те же позиции. Тем не менее генерал Рейнье приказал бригадам Фуа и Саррю снова атаковать противника, и Массена, свидетель этого безумия, позволил провести эту атаку, которую ожидала такая же судьба. В то время как эти события происходили на нашем левом фланге, судьба была к нам не более благосклонна и на правом, где находился 6-й корпус. Хотя предварительно была договоренность атаковать одновременно во всех пунктах, и к семи часам, когда начались действия, Массена повторил этот приказ, Ней двинул свои войска только в 8 часов 30 минут. Потом он объяснял это опоздание условиями местности на его участке. Они действительно были хуже, чем на левом фланге. Французы совершили большую ошибку, послав 2-й корпус в наступление, прежде чем 6-й корпус оказался в состоянии действовать. Маршал Ней совершил такую же ошибку, не скоординировав действия дивизий Луазона, Маршана и Мерме. Их части энергично атаковали противника, и, несмотря на его артиллерийский огонь и выбивающие целые ряды залпы пехоты, бригады Ферея, Симона и 26-й линейный полк взобрались по скалистому склону и бросились на вражескую артиллерию, захватив при этом три орудия. Англичане, получив новые подкрепления, перешли в контратаку. Генерал Симон упал с раздробленной пулей челюстью, и его захватили в плен возле одной из пушек, которую он только что захватил. Почти все высшие офицеры были убиты или ранены, и три английских залпа в упор несли смерть и смятение в ряды французов, которые в беспорядке возвращались к начальным позициям. Так закончилась основная часть этой битвы.

Потери 2-го и 6-го корпусов были огромны: 5 тысяч человек, из них 250 офицеров, были убиты, ранены или взяты в плен. Генерал Грэндорж, полковники Мёнье, Ами и Берлье убиты, двое других ранены, раненый генерал Симон попал в руки врага. Генералы Мерль, Мокюн и Фуа тяжело ранены. Два полковника и тринадцать начальников батальона тоже. У неприятеля, защищенного возвышающейся позицией, потерь было меньше. Англичане признали, однако, что из строя было выведено 2300 человек. Позже стало известно, что, если бы мы атаковали накануне, англичане отошли бы без боя, потому что 25 тысяч их лучших войск находились еще за Мондегу, на расстоянии целого марша от Бусаку, куда они пришли только в ночь перед сражением.

Таков был результат шести дней, потерянных Массеной в Визеу, поспешности, с которой он вернулся 26-го числа в Мортагоа, вместо того чтобы изучать позицию, которую он собирался атаковать на следующий день.

Какими бы ни были усилия французов, все они разбивались о скалы этих крутых и непокорных гор, по которым даже одному человеку без груза было трудно взбираться, и командующие войсками должны бы были отдать приказ прекратить огонь, ставший совершенно бесполезным. Однако сильная пальба еще продолжалась в самом низу позиции, на которую наши солдаты, в крайнем возбуждении, снова хотели взобраться. Эти маленькие отдельные бои против неприятеля, скрывающегося за высокими скалами, стоили нам многих людей. Каждый уже чувствовал необходимость положить этому конец, но никто не отдавал официального приказа.

Обе армии стали свидетелями очень трогательной сцены, совершенно противоположной по духу царившей вокруг резне. Слуга генерала Симона, узнав, что его хозяин тяжело ранен и остался на вершине Алкобы, попытался пройти к нему. Сначала неприятельские солдаты, не понимая, почему он подошел к их линиям, отогнали его и несколько раз в него стреляли. Вынужденный вернуться к французским постам, этот преданный слуга сокрушался, что не может помочь своему хозяину. Тогда простая маркитантка 26-го полка, входившего в бригаду Симона, знавшая генерала только на вид, взяла вещи из рук слуги, положила их на своего осла и повела его вперед, сказав: «Посмотрим, осмелятся ли англичане убить женщину!» Не слушая никаких возражений, она начала подниматься, спокойно прошла мимо стрелков и с той, и с другой стороны. Несмотря на все свое ожесточение, солдаты пропустили ее и перестали стрелять на то время, пока она не оказалась в безопасности от их пуль. Наша героиня нашла английского полковника и объяснила ему, что ее сюда привело. Ее хорошо приняли и проводили к генералу Симону. Она позаботилась о нем как смогла, осталась около него несколько дней и оставила только после прихода слуги. Она отказалась от всяческого вознаграждения, села на своего осла, снова проехала через всю отходящую к Лиссабону неприятельскую армию и возвратилась в свой полк, не вызвав никаких насмешек или оскорблений, хотя она была молода и красива. Англичане подчеркнуто уважительно отнеслись к ней. Но вернемся в Бусаку.

Обе армии оставались на своих позициях. Спустившаяся ночь была одной из самых печальных для нас, так как мы подсчитали наши потери, и будущее казалось нам мрачным… 28-го на рассвете эхо горы Алкобы откликнулось вдруг радостными криками и звуками полковой музыки у англичан, стоящих на высоте. Веллингтон проводил смотр своим войскам, и они встречали его громогласным «Ура!», в то время как внизу французы были молчаливы и печальны. Массена должен бы был тоже сесть на лошадь, объехать войска, подбодрить солдат, вызвать у них энтузиазм, и они своими криками, предвестниками будущих побед, откликнулись бы на вызывающую радость врага. Император и маршал Ланн непременно сделали бы это. Но Массена держался в стороне, прохаживался один, с неуверенностью во взгляде, не отдавая никаких распоряжений, тогда как его полководцы, особенно Ней и Рейнье, громко обвиняли его в неосторожности, с которой он атаковал такую сильную позицию, как Бусаку. А ведь накануне они толкнули его к сражению, говоря, что уверены в победе! Наконец они подошли к главнокомандующему и предложили ему признать поражение перед армией и всем миром, покинуть Португалию и отвести армию за Сьюдад-Родриго в Испанию! Старый Массена, частично обретя свою былую энергию, которая так отличала его при Риволи, Цюрихе, Генуе и во множестве других случаях, отверг это предложение, как недостойное армии и его самого.

Англичане назвали знаменательное сражение при Бусаку политическим, потому что британский парламент, придя в ужас от огромных военных расходов, намеревался уже вывести свои войска с полуострова, впредь ограничиваясь поставками оружия и боеприпасов испанским и португальским повстанцам. Этот проект нанес бы ущерб влиянию Веллингтона, и он решил помешать его осуществлению, ответив на опасения английского парламента громкой победой. Это и было причиной того, что он ждал французов в Бусаку. Его маневр удался, и парламент согласился на новые субсидии для этой ставшей для нас пагубной войны!