– Послушай!

Эппи уставилась на ее руку. В тусклом свете мерцало золотое кольцо с крупным рубином.

– Я отдам его тебе, – зашептала Брианна. – В обмен на услугу.

Эппи метнула в нее настороженный взгляд.

– Какую?

– Передашь весточку моему мужу? Он в Эдентоне, в доме преподобного Макмиллана. Его там каждый знает. Скажи, что я здесь, а еще… – Брианна задумалась. В самом деле, что ему сказать? Она не знает, сколько «Анемон» простоит в порту и куда потом отправится. Она слышала только обрывок разговора на пороге каюты. – Скажи, что у Боннета есть тайное место на Окракоке. Он там с кем-то встречается в новолуние.

Эппи молча смотрела на дверь. Ей хотелось получить кольцо, но она очень боялась Боннета.

– Он не догадается, – шепнула Брианна. – Откуда ему знать? А мой отец тебя щедро наградит.

– Он что, такой богач?

Брианна понимала, что Эппи запросто может взять кольцо и выдать ее Боннету. Тогда она останется ни с чем. Однако выбора не было, оставалось рассчитывать на честность девицы.

– Да, он очень богатый. Его зовут Джейми Фрэзер. И тетя тоже богатая. Живет на плантации Ривет-Ран, это за Кросс-Криком в Южной Каролине. Точно! Если не найдешь Ро… моего мужа, спроси миссис Иннес, Иокасту Кэмерон-Иннес. Пошли весточку туда.

– Риверан, – повторила Эппи, не отрывая взгляда от кольца.

Брианна сняла его с пальца и вложила ей в ладонь. Эппи тут же зажала его в кулаке.

– Моего отца зовут Джейми Фрэзер, а мужа – Роджер Маккензи. Он в доме преподобного Макмиллана. Запомнишь?

– Фрэзер и Маккензи. Да, конечно.

Эппи пошла к двери.

– Очень тебя прошу… – повторила Брианна.

Эппи, не глядя на нее, кивнула и выскользнула за дверь.

Корабль, скрипнув, накренился. С берега доносился шорох листвы вперемежку с пьяными воплями. Колени у Брианны подогнулись, и она растянулась на кровати, позабыв о грязных простынях.

* * *

Отплыли с приливом. Зазвенел якорь, ветер наполнил паруса, и корабль ожил. Высунувшись в окно, Брианна смотрела, как отдаляется зеленый берег Роанока. Сто лет назад здесь основали первую английскую колонию. Она исчезла без следа. Губернатор, вернувшийся из Англии с припасами, обнаружил, что никого нет, только на столбе кто-то нацарапал слово «кроатоаны» – так называлось индейское племя.

Брианна не оставила даже слова. С тяжелым камнем на душе она смотрела на берег, пока тот не скрылся вдали.

Несколько часов никто не приходил. В животе было пусто. Брианну стошнило в ночную вазу. Грязные простыни вызывали отвращение. Она застелила их пледом.

В открытое окно дул свежий морской ветер, и от этого становилось чуть легче. Брианна задумалась о чуде, которое происходило внутри нее. Деление клеток – упорядоченный танец, в результате которого росла новая жизнь.

Когда это случилось? Наверное, в ночь накануне отъезда Роджера из Эдентона. Они занимались любовью радостно и неторопливо, памятуя о предстоящей разлуке. А после она уснула в его объятьях, чувствуя себя любимой. И проснулась одна посреди ночи. Роджер сидел у окна, освещенный луной. Ей не хотелось мешать ему, он сам повернулся, почувствовав ее взгляд, и было в его лице что-то такое, отчего она встала, подошла к нему и крепко обняла.

Тогда он поднялся и уложил ее на пол. Они снова занялись любовью – исступленно, не говоря ни слова.

Ее, католичку, захватывала шальная, пьянящая радость при мысли о том, что накануне рукоположения она отвлекла священника от мыслей о Боге, пускай всего на несколько минут.

Будьте осторожны, вознося молитвы. Так всегда говорили монахини в школе.

Ветер стал холоднее. Брианна замерзла и укрылась уголком пледа – самым чистым. Про себя она читала молитву.

Нил Форбс восседал в гостиной «Кингз-Инн» со стаканом крепкого сидра и думал о том, что жизнь дивно хороша. Встреча с Сэмюэлом Айрделлом и его приятелем – предводителями повстанцев в Эдентоне – прошла успешно. А разговор с местными контрабандистами Гилбертом Батлером и Уильямом Лайонсом сулил еще больше славных перспектив.

Форбс питал нежную любовь к драгоценностям. В честь удачного избавления от грозного Джейми Фрэзера он побаловал себя подарком – купил булавку для галстука, увенчанную крупным рубином. С чувством глубокого удовлетворения Форбс любовался розоватыми отблесками на шелковой рубашке.

Мать он благополучно устроил в доме сестры. Обедать планировал в компании одной местной леди. До назначенного времени оставался час. Пожалуй, стоит пройтись, чтобы нагулять аппетит, подумал Форбс. Погода стояла чудесная.

Он собирался подняться, когда ему на плечо легла тяжелая рука.

– Что за… – возмутился Форбс, но осекся, стараясь сохранить лицо и не выказать страха. Перед ним стоял высокий темноволосый человек, крайне неприветливый. Маккензи, муж девчонки. – Как вы смеете врываться сюда, сэр? Я требую извинений!

– Сейчас дотребуешься, – гневно осадил его Маккензи. – Где моя жена?

– Откуда я знаю? – Сердце у Форбса стучало как бешеное, его обуревала смесь ликования и тревоги. Он вздернул подбородок и снова сделал попытку подняться. – Позвольте, сэр.

На этот раз его опустила в кресло обратно другая рука. Форбс обернулся. Ему в лицо недобро ухмылялся Йен Мюррей, племянник Фрэзера. Самодовольство Форбса дало трещину. Поговаривали, что Мюррей жил с могавками и сам стал одним из них, что у парня есть ручной волк, который слушается его команд, а однажды, следуя какому-то варварскому ритуалу, Мюррей вырезал и сожрал сердце врага.

Впрочем, неряшливая одежда и простецкое лицо не произвели на Форбса особого впечатления.

– Сэр, уберите руки, – с достоинством произнес он.

– Еще чего, – покачал головой тот и сжал плечо Форбса. По силе захват напоминал лошадиный укус. Форбс невольно округлил рот. – Что ты сделал с моей кузиной?

– При чем тут я? Я и пальцем не тронул миссис Маккензи. Пусти, черт побери!

Мюррей ослабил хватку. Маккензи подтянул себе стул и сел напротив.

Форбс откинулся на спинку кресла и одернул рукав, избегая взгляда Маккензи. В голове судорожно метались мысли. Откуда они узнали? И знают ли наверняка? Может, просто блефуют?

– Прискорбно слышать, что с миссис Маккензи приключилось что-то неладное. Неужели вы за ней не уследили?

Маккензи молча оглядел его с головы до пят и презрительно хмыкнул.

– Я слышал вашу речь в Мекленбурге, – светским тоном произнес он. – Язык у вас подвешен что надо. Очень убедительно вы распинались про справедливость, про защиту наших жен и детей. Само красноречие.

– Да уж, – вставил Мюррей. – Неплохо сказано для человека, который похитил беззащитную женщину. – Сидя на корточках, как дикарь, Мюррей подался вперед и заглянул в лицо Форбсу. Тот почувствовал себя неуютно и перевел взгляд на Маккензи, дабы поговорить с ним, как мужчина с мужчиной.