Анна на секунду заколебалась.

— Пожалуйста, сообщите ему, что это проблема, о которой я могу сообщить только лично ему.

Она положила трубку и, сдерживая волнение, принялась расхаживать по вестибюлю.

“Вот я и оказалась в логове зверя, — думала она. — В средоточии мрака, где полно воздуха и света”.

Стены, облицованные белым каррарским мрамором, были почти пусты, если не считать висевших тут и там сильно увеличенных фотографий, на которых были запечатлены эпизоды различных гуманитарных акций, проводившихся “Фондом Ленца”.

Снимок семьи беженцев — беззубая сгорбленная старуха, изможденные, подавленные муж и жена, их дети, одетые в грязное тряпье. Простая подпись: “Косово”.

Что это значило? Какое отношение “Фонд Ленца” мог иметь к беженцам?

Неподалеку висел портрет странно высохшей пучеглазой девочки с вытянутым носом, пергаментной кожей и длинными волосами — несомненно, париком. Она улыбалась неровными кривыми зубами — одновременно и девочка, и старуха. Здесь подпись оказалась гораздо длиннее: “Прогерический синдром Гетчинсона — Гилфорда”.

Оказалась здесь и известная потрясающая и отвратительная фотография изможденных обитателей концентрационного лагеря, с любопытством уставившихся в камеру со своих двухъярусных нар. “Холокост”.

Странный круг интересов. Что же их объединяет?

Анна почувствовала чей-то взгляд и обернулась. В вестибюле появилась пышная дама; на шее у нее висели на цепочке очки для чтения.

— Мисс Наварро? — сказала дама. — Вам очень повезло. Доктор Ленц сумел высвободить несколько минут, чтобы встретиться с вами.

В расположенном этажом выше пункте охраны техник наклонился над пультом управления. Манипулируя джойстиком, он поворачивал и увеличивал изображение, которое передавала одна из скрытых камер. Смуглое лицо посетительницы заполнило экран плазменного дисплея. Одно нажатие кнопки, и изображение зафиксировано. При помощи тридцати семи точек физиогномической метрической карты цифровой образ лица мог быть сопоставлен с набором изобразительных файлов, хранившихся в обширной базе данных системы. Но технику казалось, что длительного поиска не потребуется.

Он оказался прав. Тихий электронный щебет сообщил ему, что изображение соответствует файлу розыскного списка. После того как на экране развернулась колонка с текстовой информацией, он взял трубку и набрал номер. На столе Ленца зазвонил телефон.

Юрген Ленц в точности соответствовал описанию Бена: поджарый, как гончая собака, седой, изящный и очаровательный. Он был одет в идеально сшитый темно-серый фланелевый костюм и отглаженную белую рубашку с фуляровым галстуком и сидел в чиппендейловском кресле лицом к ней, сложив руки на коленях.

— Ну, вот вы и попали ко мне, — сказал он, вернув Анне ее “верительные грамоты”.

— Прошу прощения, не поняла.

— Вы возбудили мое любопытство. Мне сказали, что пришла женщина, представляющая американское правительство, чтобы повидаться со мной по делу, о котором может сказать только мне лично — разве мог я сопротивляться такой приманке?

“Интересно, много ли ему обо мне известно?” — подумала Анна. Она с первого же взгляда поняла, что этот человек такой же скользкий и твердый, как хорошо отполированный камень.

— Я благодарна вам за то, что вы согласились встретиться со мной. — Анна ответила казенной любезностью на его двусмысленную учтивость. — Я выполняю особое задание: расследую серию убийств, происшедших в разных странах мира...

— Убийств? — переспросил Ленц. — Ради всего святого, что я могу сказать вам об убийствах?

Она знала, что у нее имеется только один шанс и она обязана нанести тяжелый удар. Любая слабость, любое колебание, любая неуверенность — и игра окончится. Ей следовало держаться в рамках одного очень конкретного подхода: убийства связаны с “Сигмой”.

— Все жертвы убийств были теснейшим образом связаны с корпорацией, известной под названием “Сигма”, одним из основателей которой был Герхард Ленц. Мы установили прямую связь между смертными случаями и филиалом химического гиганта “Армакон”, членом правления которого вы являетесь...

Ленц, как ей показалось, позволил себе расслабиться. Он вальяжно хохотнул.

— Мисс Наварро, за все годы, которые я посвятил борьбе против зла, сотворенного моим отцом, меня обвиняли во множестве ужасных вещей — нелояльности к семье, нелояльности к моей стране, оппортунизме, неискренности, на что вы сами определенно намекаете, — но никто и никогда еще не обвинял меня в убийстве!

Анна знала, чего следовало ожидать. Уравновешенного поведения, отказа от конфликта, уклончивости. Поэтому она старалась заранее предвидеть его ответы и была готова реагировать на них.

— Доктор Ленц, — сказала она, — надеюсь, вы не станете отрицать, что входите в правление “Армакона”.

— Это честь для меня.

Она секунду помолчала, а затем заговорила дальше:

— Я не хочу впустую тратить ваше время. Как вы знаете, “Армакон” — тайный владелец биотехнологической лаборатории и опытного производства “Вортекс”, находящегося в Филадельфии.

Анна следила за лицом Ленца. Его выражение было нейтральным, непроницаемым.

— Уверен, что “Армакон” владеет множеством мелких лабораторий в самых разных странах мира.

— “Вортекс”, — продолжала она, — разработал и изготавливает синтетическое вещество, которое используется в теоретических исследованиях в качестве молекулярной метки. Оно также является смертельным ядом, который при попадании в кровеносную систему провоцирует немедленную смерть от остановки сердца и к тому же не оставляет следов в крови.

— Как интересно, — без выражения произнес Ленц.

— Этот специфический токсин был найден в глазной жидкости нескольких жертв этих убийств.

— У вас есть что-то конкретное?

— Да, — спокойно ответила Анна, не отводя от него взгляда, и в это момент заметила, что в его глазах мелькнуло изумившее ее выражение: глубокое жгучее презрение. — У меня есть доказательства, непосредственно связывающие вас с этими убийствами.

Несколько секунд в комнате не раздавалось ни звука, кроме тиканья часов. Ленц с мрачным видом стиснул руки. Он походил на лютеранского священника.

— Агент Наварро, вы бросаете мне чудовищные обвинения. По вашим словам, я совершил ужасные вещи. Я выкроил время в своем чрезвычайно напряженном распорядке дня — время, которым я вовсе не могу свободно распоряжаться, — поскольку считал, что мы можем каким-то образом оказаться полезными друг другу. Возможно, кто-то из моих друзей попал в беду. Возможно, кому-то требуется моя помощь, или, наоборот, кто-то хочет помочь мне. Вместо этого вы приходите сюда для того, чтобы — я нисколько не сомневаюсь, что так оно и есть — “прощупать почву”. — Он поднялся с кресла. — Боюсь, что вам придется уйти.