Он поднял глаза на Шарлотту.

— Я рад, что вы вспомнили о теплой луже. Да, между прочим, Дарвин умер в тысяча восемьсот восемьдесят втором году и слыхом не слыхивал ни про какой Большой взрыв, но в конце концов такое использование более современных терминов не является само по себе чем-то некорректным или неправильным. Главное, что вашу точку зрения я уразумел.

Удар за ударом, и все ниже пояса!

— Вы называете такой подход «изначально ошибочным». Как я понял, вы имеете в виду утверждение, будто существование возможно лишь от зарождения — человека как животного, Вселенной и чего бы то ни было вообще — в процессе роста и развития, от меньшего к большему и от простого к сложному. Существование является прогрессом. Человек-животное считает, что прогресс вечен, неостановим и непрерывен. Это утверждение вы называете «заблуждением о неизбежности прогресса».

Едва слышно:

— Да, сэр.

— Хорошо. Далее вы даете краткий обзор научной мысли интересующего нас времени и направления. Дарвин жил в те времена, когда концепция прогресса была у всех на устах. В ту эпоху, например, происходило быстрое развитие промышленности, что полностью изменило образ жизни англичан, да и весь облик Англии. Еще более ускорили этот процесс новые технологии, достижения прикладной науки, воплощенные в изобретении и внедрении самых разных механических устройств, в практической медицине, в массовом производстве и широком распространении печатной продукции — книг, журналов и газет, которые стали общедоступными. Совершенно естественно, что в мозгу любого англичанина крепко сидела мысль о том, что столь благотворное влияние Британской империи следует распространить на весь мир. Дарвин, как вы нам сообщаете, вполне разделял это почти религиозное благоговение перед прогрессом и задолго до своего знаменитого путешествия на Галапагосские острова уже представлял себе, что животные буквально всех видов развились из одной-единственной живой клетки, — мистер Старлинг взглянул на Шарлотту с улыбкой, — или из четырех-пяти одноклеточных организмов, появившихся в пресловутой луже, прогретой солнечными лучами.

Он вновь уткнулся в ее реферат.

— Более того, вы сообщаете нам, — на этом месте профессор многозначительно поднял указательный палец, явно пародируя помпезный и напыщенный стиль, — что ничто не начинается и не кончается. Ни атомы тех или иных физических веществ или химических элементов, ни элементарные частицы не покидают биосферу. Они лишь меняют свои комбинации. Таким образом, ваша «жизнь», которая, как вы утверждаете, является не чем иным, как другим термином для определения того, что традиционно именуется «душой», безусловно является конечной. Когда приходит время, атомы, составляющие ваше тело и мозг, всего лишь распадаются и перестраиваются в другие комбинации. Другими словами, «из праха в прах». Я правильно понял?

— Да, сэр, — произнесла признавшая свое поражение Шарлотта.

— И вот еще о чем нельзя забывать. — Он указал пальцем на одну из страниц. — Вы также сообщаете нам, что время — это не что иное, как одна из искусственно придуманных человеком-животным концепций. В некоторых случаях вы используете термин «умозрительное построение». Другие животные реагируют на свет и темноту, на погодные условия, но у них отсутствует ощущение и понимание времени.

Мистер Старлинг положил реферат на стол. Откинувшись в кресле, он взглянул на Шарлотту с молчаливой и непонятной улыбкой на лице и просидел так несколько секунд, которые ей показались как минимум минутой. Она смиренно ждала последнего, решающего удара.

— Мисс Симмонс, — сказал он все с той же улыбкой, — люди — как ученые, так и дилетанты-любители, — пытаются опровергнуть теорию эволюции уже почти полтора века. Если говорить начистоту, то этот аспект вашей работы мне абсолютно не интересен. Куда больше меня удивило и впечатлило то количество специальной литературы, которое вы проработали во время написания своего реферата, включая сугубо технические и даже эзотерические тексты…

«Впечатлило?»

— …И я определенно вижу, что вы не только просмотрели указанные вами материалы, но и весьма вдумчиво их проштудировали, что, безусловно, дает вам право на некоторые теоретические выводы, как касающиеся трудов мистера Дарвина, так и являющиеся вашими собственными умозаключениями. В качестве примера я мог бы привести использованную вами работу Стидмена и Левина, посвященную отсутствию у животных чувства времени. Вы не только нашли эту монографию и прочитали ее, но и смогли «переварить». Это очень элегантная, абсолютно исчерпывающая, необыкновенно сложная в смысле методологии и в высшей степени технически обусловленная — если пользоваться терминами физиологии мозга — работа. Подобное исследование просто невозможно было провести до появления в девяностых годах трехмерной электроэнцефалографии. И все же эта работа остается сугубо специальной и совершенно не востребована широкой научной общественностью. Она и опубликована была в таком специальном издании, как «Ежегодник когнитивной биологии». Как, черт возьми, вам вообще удалось ее разыскать?

«Может, все не так уж и страшно?» Все еще слегка задыхающимся голосом Шарлотта сказала:

— Ну, я не знаю… я просто пошла в библиотеку, вышла в Интернет, а дальше — от ссылки к ссылке… Ну и вот.

Надо же так сказать: «ну и вот»!

— А лекция Нисбета, посвященная связи теории Дарвина и расселовской теории прогресса и его собственной теории эволюции? — Мистер Старлинг даже хохотнул. — Эту-то редкость как вы откопали? В наше время Нисбета давно уже никто не цитирует, никто на него не ссылается, хотя лично я считаю, что это не только самый выдающийся американский социолог двадцатого века, но и величайший философ.

«Неужели все это на самом деле… неужели мне это не снится?» Негромко, но уже совершенно другим, почти щебечущим голосом Шарлотта сказала:

— Наверное, мне просто повезло? Вообще-то я вышла на эту статью довольно быстро.

Мистер Старлинг захлопнул реферат и побарабанил по нему пальцами.

— Отличная работа, мисс Симмонс… Несмотря на все мои замечания, я просто не мог не порадоваться той основательности, с которой вы взялись вытряхнуть пыть из старичка Дарвина.

Ощущая себя парящей в небе ласточкой, Шарлотта прощебетала:

— Я ведь не нарочно, мистер Старлинг. Я не хотела. Я прошу прощения и… и…

— Вам не за что извиняться. В конце концов, Дарвина ведь еще никто не канонизировал. Его теория — часть живой научной мысли.

Далеко не все, что профессор Старлинг говорил после этого, отпечаталось в сознании Шарлотты. Вроде бы он высказал свое мнение… что вне зависимости от того, собирается ли она специализироваться по нейрофизиологии или нет, ей было бы полезно работать несколько часов в неделю здесь, в его Центре. Работа в лаборатории с животными, а также и с людьми, если подойти к ней творчески, может чрезвычайно расширить границы знаний и восприятия мира. В свое время на одной из лекций он как-то упоминал, что в лучших, самых продвинутых лабораториях исследователи-практики уже вплотную подходят к воссозданию концепции понимания человеком окружающей реальности и самого себя — «человеком-животным, если пользоваться вашей терминологией, мисс Симмонс».