Шарлотта понятия не имела, на что парень намекает, но выяснять детали не входило в ее планы. Она поспешила проскользнуть в дверь, опасаясь, как бы охранник не передумал.

Оказавшись в маленьком вестибюле ночного клуба «И. М.», Шарлотта на миг замерла перед второй дверью — тоже стеклянной, сквозь которую не было видно почти ничего: лишь темнота, изредка прерываемая неизвестно откуда падающим лучом света, на миг выхватывающим из мрака бледные лица толпы студентов. Внутри определенно яблоку негде было упасть. Кроме того, из-за двери грохотала музыка, и казалось, что стекло вот-вот рассыплется на куски от мощной вибрации электрических басов и дроби ударных. Она толкнула дверь, и — ой! — ее буквально засосал водоворот шума и мерзких запахов. Как всегда, главной нотой в этой «композиции ароматов» было пиво: налитое, вылитое и пролитое, если, конечно, не считать еще и пива полупереваренного. По всей видимости, далеко не каждый, кого здесь начинало тошнить, успевал добежать до туалета. Темно в помещении было ровно настолько, насколько это принято в ночных клубах, ну а в грохот и вой выступавшей группы музыкантов то и дело врывались победные вопли студентов, чувствовавших себя на вершине блаженства от того, что им удалось оказаться здесь — в нужном месте в нужное время. В первый момент толпа студентов показалась Шарлотте одним сильно пьяным животным с тысячей голов и двумя тысячами рук, которое беспрерывно чесалось и почесывалось, почесывалось и чесалось, потому что чудовище было густо усеяно сыпью каких-то ярко-красных прыщей. При ближайшем рассмотрении это странное явление объяснилось очень просто: большая часть присутствующих держала в руках или во рту зажженные сигареты. Впечатление от помещения в целом было такое, словно бы его не только никогда не убирают, на наоборот, специально свозят сюда грязь и отбросы со всех окрестностей. Все в этом чесоточном бараке было грязное… и пол, и стены, обитые широкими грубыми досками, покрашенными в какой-то неопределенный пурпурно-черный цвет… Освещалась эта пещера с двух точек: в глубине, у противоположной стены, виднелись два светлых пятна, продолговатых, длинных и мерцающих. Этого едва хватало, чтобы пробить висевшую над головами посетителей дымовую завесу и очертить контур тысячеголовой твари, забившейся в тесную нору. Судя по всему, первое пятно — то, что поближе, — представляло собой бар; второе — в самой глубине зала — подмостки для музыкантов. Шарлотта постояла у входа, ожидая, пока глаза хотя бы немного привыкнут к темноте. Наконец огромное животное начало распадаться на отдельные фигуры, заполнявшие все пространство вдоль и поперек… Вскоре на темном фоне стали прорисовываться детали: первым делом в темноте замелькали жемчужно-белые полумесяцы — идеально правильные зубы улыбающихся девушек в джинсах, которым благосклонно ответила на их молитвы и жертвоприношения великая богиня Ортодонтия. Естественно, девушки улыбались парням — тоже одетым в джинсы; при этом девичьи глаза горели, губы были изумленно и радостно приоткрыты, словно они никогда в жизни не слышали столь пленительных острот и потрясающе мудрых высказываний.

Пообвыкнув в темноте, Шарлотта смогла наконец разглядеть Мими и Беттину, которые стояли неподалеку от двери, явно дожидаясь ее. Пробравшись к подругам, она посмотрела им в глаза, и вдруг, не сговариваясь, девчонки наклонили головы друг к другу и расхохотались.

— Чего ты так долго? Случилось что? — спросила Мими.

— Да тот охранник, видели, у которого нос крючком, как у ястреба? Так он мне не поверил.

Новые взрывы хохота, восклицания и даже завистливые присвистывания сопровождали рассказ Шарлотты о том, как все получилось у входа. Давненько она не чувствовала себя не просто человеком, находящимся в центре внимания, но и тем, кого слушают заинтересованно и внимают каждому его произнесенному слову. Еще бы! Не каждая девчонка сможет так ловко и изящно выкрутиться в тот момент, когда ее ловит на «подставе» опытный охранник! Круто! (Переживания по поводу вранья и обмана уже были забыты.) Она доказала подругам, что может не хуже, а даже лучше других разруливать сложные ситуации! (Больше никаких сожалений по поводу нарушения закона) Она рискнула, сделала ставку и… выиграла чисто из спортивного интереса! (Стыд оттого, что она поступает в духе Реджины Кокс, куда-то испарился.) Теперь она больше не какая-то тихоня и трусиха, она смелая девчонка, которая ввязалась в драку, получила было нокдаун — но выжила и победила! (При том, что эта победа ей особенно и не нужна.) Шарлотта смеялась и болтала в свое удовольствие — наверное, так легко и весело ей еще не было с того дня, когда она приехала в Дьюпонт.

Мими, не напрягая понапрасну голосовые связки, жестом показала, что хочет заглянуть в бар и взять чего-нибудь выпить. Поберечь голос в таком грохоте было вполне разумно: чтобы донести свою мысль до собеседника сквозь весь этот шум, вопли, завывания и уханье музыки, надо было кричать ему прямо в ухо. Подруги оторвались от стены и стали пробираться сквозь плотно спрессованную толпу студентов. Шарлотта по привычке плелась последней. Она вовсе не собиралась заказывать что-нибудь в баре, тем более что любой напиток стоил наверняка не меньше доллара Еще чего не хватало! Однако отбиваться от подруг, от своего маленького, но привычного стада, ей тоже не хотелось…

Впрочем, тех, кто не слишком хотел пробиться к бару, туда не особо и пускали. В какой-то момент Шарлотта все-таки отстала от подруг, не сумев прорваться через компанию парней и девчонок, явно не намеревавшихся надолго удаляться от заветной стойки. Девчонки, естественно, радостно визжали и хихикали, демонстрируя естественную реакцию на присутствие парней, которая, казалось, только одна и была заложена в их мозговую программу.

Не прошло и пары минут, как кто-то взял Шарлотту за руку. Оказалось, это Беттина, которая в правой руке уже держит бутылку пива. Кивком головы она показала на Мими. Естественно, та тоже не ушла от бара с пустыми руками: у нее был большой стакан с… чем-то. Они стали пробираться в глубину зала. Шарлотта проталкивалась вслед за подругами сквозь дико возбужденную толпу. Здесь, в центре зала, вонь стояла просто нестерпимая. Пролитое, киснущее под ногами пиво, рвота, сигаретный дым, потные тела, тесно прижатые друг к другу, — с каждой минутой воздух становился все тяжелее. Где-то уже Шарлотта это видела, что-то это ей напоминало. Плотно сбитая масса людей, жара, духота, дышать просто невозможно! Да, точно: все это один к одному повторяет дискотеку в клубе Сейнт-Рей… все точь-в-точь, как тогда: духота, темнота, дымовая завеса, сквозь которую едва пробиваются лучи света, веселящаяся пьяная толпа, не затихающая ни на миг музыка, спертый воздух, который, кажется, можно просто раздвигать перед собой, вопли пьяных самцов со всех сторон.

— Пслуй мя в пку! — Вероятно, это значит: поцелуй меня в попку!

— Знай, Люк, я твой отец!

— Вот вы где, суки! Колитесь, кто, на хрен, спер мою зубную щетку?

— Нас могут убить, но отнять свободу у нас невозможно!

В глубине зала пятеро музыкантов, блестевшие от сплошь покрывавшего их пота, были подсвечены яркими, по всей видимости, жгучими и слепящими прожекторами и отбрасывали языки черных, синхронно двигающихся по задней стене теней. В таком освещении они казались лишь фантомами, выполненными в трехмерной графике призраками, то появляющимися, то исчезающими во вспыхивающем и меркнущем свете. Ударник был толстый и лысый — ни дать ни взять Будда, энергично медитирующий над батареей барабанов, тарелок, цимбал, колокольчиков, треугольников и каких-то непонятных сухих деревяшек. Перед эстрадой был выгорожен небольшой танцпол, также залитый пивом, заплеванный, сплошь покрытый слоем окурков, как и площадка перед баром. Зона для танцев была отгорожена цепочкой расставленных полукругом круглых столиков — маленьких, дешевых, явно не новых, выкрашенных черной краской. Разумеется, все сидячие места были заняты. В полумраке это можно было определить только по бледным пятнам лиц и огонькам сигарет в руках тех, кто оккупировал эти «комфортабельные» места, и теперь шумел и втягивал дым в легкие. На сцене тем временем надрывался солист — молодой смуглый парень, хрупкий и гибкий как стебель, с наголо бритой головой, но зато с громадными бакенбардами, придававшими ему сходство с пуделем. То, что он исполнял, можно было приблизительно идентифицировать как медленный регги-бит.