Да! Обязательно! Непременно! Шарлотта была готова подписаться под каждым его словом, согласиться с любым утверждением. Да! Да! И еще раз — да!

Из Дьюпонтского центра нейрофизиологии она вышла в ясный солнечный день. Вышла и полетела, как ласточка, через весь кампус, через весь Дьюпонт, стремительно, одну за другой выполняя фигуры высшего пилотажа, то взмывая ввысь к небесам, то опускаясь к самой земле, но при этом неизменно чувствуя себя на вершине блаженства. Она обрела свой рай на земле. Неважно, куда лететь. Главное — ощущение полета.

Вместе с Мими и Беттиной Шарлотта стояла в длинной, шумной и беспокойной очереди, состоявшей в основном из дьюпонтских студентов, выстроившихся вдоль тротуара и жаждавших попасть в бар «И. М.». Оранжевый свет ртутных ламп уличных фонарей окрашивал лица в нездоровый желтый цвет, одновременно убивая всякий намек на яркость и необычность цветового решения их одежды в стиле «nostalgie de la boue».[24]Впрочем, такая подсветка не шла на пользу и фасаду самого бара: обитый вагонкой, он был выкрашен в красный цвет, который при подобном освещении приобретал оттенок засохшей крови. В общем-то хозяину бара ничего не стоило изменить внешний облик своего заведения, просто включив имеющийся в его распоряжении стенд-вывеску с подсветкой изнутри. Однако считалось, что кому надо — те и так знают, что это за место и где оно находится. Поэтому наружная реклама заведения сводилась к самой обыкновенной табличке с номером дома и приписанным к ней названием бара: «И. М. 2019». Все. Короче говоря, «И. М.» всячески старался выглядеть по-модному обшарпанным и поношенным — точь-в-точь как джинсы и прочие шмотки его завсегдатаев.

Очередь была охвачена двумя противоречивыми и в то же время дополняющими друг друга чувствами: здесь царили страх и желание. С одной стороны — желание быть там, где все происходит, а с другой — страх, что стоящие на фейс-контроле охранники могут застукать тебя с поддельным удостоверением личности. Использование «левых» документов, безусловно, было серьезным правонарушением. Но при этом три четверти из стоявших в очереди, равно как и тех, кому уже посчастливилось попасть внутрь, были несовершеннолетние. Как это обычно бывает, молодежь прятала нервозность и страх под напускным цинизмом, внешне проявлявшимся в первую очередь в активном использовании «хренопиджина». Молодые парни и девушки считали, что чем больше они матерятся, тем круче и взрослее будут казаться окружающим. Если ни одна твоя фраза не обойдется без нецензурщины, то ни одна собака и не заподозрит, что тебе еще не исполнилось заветного двадцати одного года.

Один парень:

— Почему, почему! Да потому, что на ней ни хрена не было, кроме этой хреновой мини-юбки — даже трусов на ее охрененной заднице! А ты говоришь — почему!

Другой парень:

— Значит, и под тебя она подлезла? Умеет трахаться, сучка, — охренеть можно. Только лучше в темноте ее натягивать, а с утра уходить — свет не включать. Посмотришь на ее рожу — так не проблюешься, на хрен…

Какая-то девушка:

— Твою мать, в этой ксиве мне тридцать один год! Охренеть можно!

Парень:

— …Минет мне не будет делать? Да на хрен ты мне тогда ее телефон даешь?

Девушка:

— …Ага, разбежался, жопу пусть себе этим подтирает, на хрен, а не ко мне суется.

Парень:

— …Если в двух словах — сучка похотливая, если в трех — то охрененно похотливая сука.

Другой парень:

— …Тогда какого хрена не трахаться?..

Парень:

— …Лично сам не трахал, но наши рекомендуют…

Девушка:

— …Поставил свой хренов хард-кор…

Девушка:

— Хрен она кончает каждый раз, когда ей воткнут!

Девушка:

— …Пусть идет и дрочит где-нибудь…

Хор:

— А я говорю — пошло оно на хрен!

— А я говорю — и оно пусть идет на хрен!

— А я говорю — пусть все идет на хрен!

— На хрен, на хрен!

— Ой, мать твою!

«Мама! Если бы мама нарисовалась где-нибудь поблизости и увидела меня, — подумала Шарлотта, — в этой очереди, сплошь говорящей на „хренопиджине“, собирающейся просочиться в бар с поддельным удостоверением личности… Мама, но все так делают…» Все? Вспомнить только, с каким презрением комментировала мама любую ее ссылку на то, что «все» так делают! «Что за стадное чувство! — говорила она. — Все эти всё пусть делают что хотят, но что если они начнут нарушать заповеди Христовы и установленные законы?» «Мама, но я ведь иду в бар не для того, чтобы хорошо провести время… Это ведь всего лишь ознакомительная экскурсия… своего рода научное исследование, если хочешь. Надо же наконец посмотреть, что из себя представляет это легендарное место — бар „И. М.“, и разобраться, что же в нем такого захватывающего находят мои однокурсники и все остальные студенты. И потом, не я все это придумала. Как кто? Конечно, Мими». Мими по-прежнему числилась среди трех подружек наиболее продвинутой и умудренной опытом светской жизни. Впрочем, заносчивости в ее поведении в последнее время заметно поубавилось. Она больше не относилась к Шарлотте как к невзрачной девчонке из глухой деревни, затерявшейся где-то в горах. С некоторых пор статус Шарлотты Симмонс в глазах Мими значительно вырос, особенно после того, как из-за нее подрались двое парней из команды по лакроссу. В общем, Мими сменила поучающий тон на обучающий. Сегодня она объявила Шарлотте и Беттине, что у них есть реальная возможность попасть в «И. М.». Сама она уже обзавелась липовым удостоверением личности — каким образом, отказалась говорить наотрез, — а к тому же ей и так вполне можно было дать двадцать один год. Проникнув в бар, Мими поспрашивает других девчонок на предмет того, нет ли у них настоящих удостоверений, лучше всего — водительских прав; главное, чтобы фотографии на этих документах более или менее походили на Беттину и Шарлотту. Всерьез рассматривать фотографии на водительских правах все равно никто не будет. Оставалось исполнить лишь последнюю часть плана — Мими выскочит на минутку из бара и передаст подружкам позаимствованные документы. Поскольку Шарлотта спросила, законно ли пользоваться чужими удостоверениями личности, Мими все же признала, что да, формально это незаконно, но все так делают. Если привлекать к ответственности всех, кто когда-нибудь пользовался «левой ксивой», то практически у каждого дьюпонтского студента появится в личном деле по протоколу об административном правонарушении, да еще и не по одному.

«Все так делают!» Шарлотта тотчас же почувствовала себя страшно виноватой… Мама не просто учила ее соблюдать все законы, правила и порядки — она велела дочке не смотреть на других, на тех, кто все это нарушает. Повиновение и послушание во всем, в большом и малом, было для мамы едва ли не главной добродетелью, следовавшей непосредственно за набожностью. Шарлотта запомнила один случай, произошедший с ней, когда ей было лет двенадцать. На всю Спарту было всего три светофора — и все, понятно, на главной улице. Как-то раз в субботу Шарлотта вместе с Лори возвращалась домой. Как назло, вместе с ними увязалась и Реджина. Когда девочки подошли к перекрестку, горел красный свет. Реджина, глазом не моргнув, перешла дорогу. Шарлотта с Лори, переглянувшись, последовали ее примеру. Потом Шарлотта несколько дней просто проклинала себя. Как ей было стыдно, как она потом переживала, что не нашла в себе смелости сказать: «Делай что хочешь, а я буду ждать зеленого».