Учитывая все это, поразительным невезением стало то, что стоило Генриху обратиться за помощью к папе, как сам Климент VII оказался в заложниках у другого, еще более могущественного католического монарха – Карла V. Император Священной Римской империи, король Испании и глава сильной династии Габсбургов, приходился к тому же племянником не кому иному, как Екатерине Арагонской, жене Генриха. «Расторжение брака оскорбит Габсбургов», – заявил он и велел папе сказать гонцам «нет».

Последовавшие переговоры стали отчасти трагедией, отчасти – фарсом. Они погубили духовника Генриха, великого кардинала Уолси. Генрих усиливал нажим, несчастный папа изворачивался. Испробовали все. Спросили даже мнения европейских университетов. Грубиян Лютер потешался: «Пусть станет двоеженцем!» Сам папа тайно предложил Генриху развестись и жениться повторно без его санкции, вероятно надеясь уладить дело впоследствии. «Но в этом нет смысла, – возразил Генрих. – И брак, и наследники обязаны быть законными». Для устрашения папы король даже приказал Английской церкви переподчинить ему свои суды и прекратил отсылать ее налоги в Рим. Но понтифик, угодивший в железные челюсти Габсбургов, оставался беспомощным.

В январе 1533 года время вышло: Анна понесла.

При новом архиепископе Томасе Кранмере, который считал короля правым, Генрих сделал свой ход. Властью одной лишь Церкви Англии Кранмер аннулировал брак с Екатериной и поженил короля и Болейн.

Многие воспротивились. Старый епископ Рочестерский Фишер отказался признать брак. Томас Мор, бывший канцлер, неодобрительно молчал. Религиозная фанатичка Дева Кентская предрекла порочному королю смерть и была арестована за измену. Но сам смятенный Климент VII, рукоположивший Кранмера в сан, так и не отваживался сказать, согласен он с новым браком или нет.

Что было думать Роуланду и Сьюзен Булл, чете благочестивой и просвещенной? Их праведный католический король поссорился с папой. Такое случалось и прежде. Они понимали политическую подоплеку ситуации. Вера как таковая в действительности не пострадала.

– Поступил он, может быть, и неправильно, однако старается на благо Англии, – сказала Сьюзен.

– В конечном счете все разрешится, – с надеждой заявил Роуланд.

«Особенно после чудесных сегодняшних новостей», – думал он, шагая по арочному проходу с Томасом Мередитом.

Рождение сына предсказывали астрологи; сама Анна, сидевшая со своими дамами во дворце за шитьем рубах для бедных, призналась, что у нее в этом нет сомнений; тем самым утром и врач безоговорочно заявил, что будет сын. Англии наконец предстояло обрести наследника. И кто мог поспорить с этим, будь он праведен или нет, сам папа или кто-то другой?

Поэтому преисполненный счастьем Роуланд Булл спешил этим августовским днем на поиски жены.

В саду цвели красные и белые розы. Когда вошла Сьюзен Булл, казалось, там царил полный покой.

Вскоре она увидела мужчину и женщину. Они были справа, в зеленой беседке, и смотрели на нее.

Женщину она не знала. Конечно, придворная леди. Голубое шелковое платье было задрано выше пояса. Белые чулки спущены ниже колен. Домашние туфли оставались на месте, но бледные стройные ноги обвивали крупного мужчину, ее державшего. Тот был одет полностью, за исключением мелочи: развязан цветастый клапан гульфика. Это было удобной особенностью данного предмета мужского туалета.

Сегодня король Англии Генрих VIII убедился в этом. К сожалению, его спугнули по ходу дела, он машинально вышел, и вот итог: Сьюзен Булл, изумленная и едва понимавшая, что творит, глазела на короля в его мужской красе. А он – на нее.

В течение нескольких секунд она была настолько потрясена, что не шевелилась и только глупо таращилась. Женщина, не изменявшая позы в надежде на тихий уход Сьюзен, теперь раздосадованно опустила ноги, тогда как король Генрих, к изумлению пришелицы, спокойно повернулся к ней лицом.

Что делать? Бежать поздно. Она бессознательно тронула крестик. Как ведут себя в таких случаях? Должна ли она присесть в реверансе? Ее словно парализовало. Затем король Генрих заговорил:

– Итак, сударыня, вы нынче повидали короля.

Она поняла: ее очередь. Самое время сказать что-нибудь забавное и выставить случившееся пустяком. Она лихорадочно порылась в памяти. Тщетно.

Сьюзен оказалась бессильна. Вид Генриха мог поначалу застигнуть ее врасплох, но сейчас она вспомнила репутацию короля как любовника и поймала себя на мысли, что тот ничем не отличался от ее мужа. Даже изрядно уступал ему. Она заметила и кое-что еще. Рубаха на Генрихе была частично расстегнута. Отменная фигура, которую она помнила с детства, по-прежнему узнавалась, но время не пощадило короля: талия, в обхвате некогда составлявшая тридцать четыре дюйма, расплылась чуть не до сорока четырех, а волосатое, отвислое пузо не показалось Сьюзен особо соблазнительным. Она посмотрела ему в лицо.

И Генрих самодовольно ухмыльнулся.

Это переполнило чашу. Знакомый взгляд. Ожидаемый – любовницы были у большинства государей. Но в этом случае дело обстояло иначе. После всех треволнений – отказа от верной жены, размолвки с папой, женитьбы на Анне – теперь, когда готов был родиться драгоценный наследник, а новая королева находилась, быть может, в какой-нибудь сотне ярдов, погрузневший король безмятежно развлекался в саду у всех на виду. То был алчный оскал распутника, сказавший все: виновен, но торжествую. Героический и набожный король, которого она почитала, вдруг обернулся тенью: при беспощадном свете дня, во плоти, Сьюзен узрела заурядную пошлость. Ей стало противно.

Генрих увидел это. Он совершенно хладнокровно завязал гульфик, тогда как дама с привычным проворством оправила платье. Когда король вновь поднял взор, ухмылка исчезла.

– Как мрачна эта леди!

Его голос был тих и зловещ. Генрих обратился к своей спутнице, которая чуть пожала плечами. Он уставился на Сьюзен.

– Мы эту леди не знаем, – произнес он подчеркнуто ровно, а далее грянул: – Но она нам не нравится!

И Сьюзен, вдруг вспомнившая о его власти, похолодела.

– Как тебя звать?

Боже Всемилостивый! Неужто она погубила мужнину карьеру, не успела та начаться? Душа у нее ушла в пятки.

– Сьюзен Булл, сир.

Он нахмурился. Его память, как знали все при дворе, была исключительной, но имя Булла, похоже, ни о чем ему не говорило.

– Как звали до замужества? – спросил он резко.

– Мередит, сир.

Что, брата она тоже погубила?

Но произошла едва уловимая перемена. Его лик слегка просветлел.

– Твой брат – Томас Мередит?

Она кивнула. Король задумался.

– Твой отец был нам другом. – Теперь он пристально изучал ее. – Друг ли нам ты?

Он давал ей шанс ради отцовской памяти. И она поняла, что обязана воспользоваться. «У королей, – обронил однажды Томас, – есть либо друзья, либо враги». Как бы она лично ни отнеслась к его поведению, Сьюзен не могла подвести семью. Женщина сделала глубокший реверанс.