Что заставляет человека двигаться в этом направлении? Не знаю. Мне известно лишь одно: созидание доставляет нормальному здравому рассудку больше удовольствия, чем разрушение. Лишь в созидании человек может полностью выразить себя и как личность, и как вид.

Конечно, тяжело думать, что это великое приключение коллективно по своей сути, что возможное бессмертие вида не распространяется на отдельного индивида. Будучи живым существом, я понимаю, что жизнь стремится к продолжению. Я мог бы вывести из этого желания веру в личное бессмертие, но не делаю этого, ибо не могу его достичь. Я повел бы себя нечестно по отношению к самому себе. Я вовсе не презираю тех, кто способен это сделать, не обманывая самих себя, как, например, паломники. Я им завидую. И твоя варварская вера, твое древнее верование в некую Вальхаллу воинов также недостойны презрения до тех пор, пока они истинны. Сейчас ты уже не в силах поддерживать их в себе и оказался один на один с бесконечной вселенной, слепой и глухой. Есть от чего испугаться! Мы все в тот или иной момент ощущали этот страх. Но быть человеком – значит уметь смотреть реальности прямо в лицо, даже если она отвратительна, даже если она ужасна. Ты способен на это?

– Но для чего же бороться с отчаянием, если вселенная не имеет смысла?

– Ты должен быть уверен, что сам придашь ей смысл!

– А что сделаете вы, если ваша вера пошатнется? Ведь, должно быть, такое порой случается!

Текнор встал и медленно направился к одному из экранов.

«Тильзин» неподвижно висел в космосе на некотором расстоянии от газовой туманности, раскинувшей свой легкий шарф на фоне звезд. Космос тянулся во все стороны – черная бездна, изредка пробиваемая звездами.

– Что я сделаю? Встану лицом к вселенной и, не строя особых иллюзий относительно своего жеста, плюну в нее!

– Мы выходим из гиперпространства, Тинкар! Ты идешь?

– Куда?

– К Тану. Он заметил сверхновую звезду, которая только что взорвалась, вскоре мы остановимся на некотором расстоянии от нее. Наши астрономы хотят провести кое-какие наблюдения. Сверхновые, как ты знаешь, – большая редкость!

– Хорошо. Буду через десять минут.

Лицо Анаэны исчезло с экрана. Он снова упал на диван, взял стакан, выпил. Последнее время он много пил, но не пьянел. Вот уже три месяца со дня возвращения. Тинкар прожил их как во сне, один или почти один. По завершении двух часов военной подготовки он спешил к себе в квартиру, читал, размышлял, пил и спал. Вначале его навещали товарищи-земляне. Мужчины быстро адаптировались. Ирия, после бурного периода привыкания, прекрасно вписалась в новую цивилизацию. Шок, который она испытала в дни революции, похоже, разом перерезал все ее корни. В глубине души Тинкар ей завидовал.

«Галактиане действительно изменили свое поведение, – подумал он. – Фактически эту дорогу проторил я».

Анаэна пыталась развлечь его как могла, но присутствие девушки напоминало ему о прошлом, и он избегал ее. Она страдала от этого, что делало несчастным и его. Он наслаждался этим несчастьем, словно наказанием, ниспосланным кем-то или чем-то за его полузабытые грехи. Тан иногда бывал у него или вызывал Тинкара к себе, пытаясь рассеять его мрачное настроение, потом уходил, разочарованный.

– Однажды он выздоровеет, – как-то сказал Тан племяннице. – Он не в силах простить себе ни смерть Иолии, за которую он считает себя ответственным, ни смерть других галактиан, погибших в том сражении. Я его понимаю, так как ощущаю то же самое, но эта наша общая вина, а когда она разделена, ноша кажется более легкой.

– Как думаешь, он…

– …Когда-нибудь полюбит тебя? Он всегда любил тебя одну. К жене он испытывал большую привязанность и нежность, но вряд ли действительно любил ее. Он и сам это знает или чувствует, что только усугубляет его страдания. Но Тинкар молод, и в конце концов он забудет. Наберись терпения, ты моложе его, у вас есть будущее.

– Хотелось бы верить!

– Моя малышка Ана собралась замуж за планетянина? На «Тильзине» видали и не такое! – улыбнулся текнор.

– Но что же делать? Он так несчастен!

– Ничего. Совсем скоро он выздоровеет сам по себе… или не выздоровеет никогда. Но думаю, ты можешь надеяться.

Тинкар тяжело встал, провел рукой по коротким волосам, пожал плечами. Сверхновая. В конце концов, почему бы и не взглянуть? Еще недавно такая звездная катастрофа вызвала бы у него живой интерес. Теперь же…

– Только тебя и ждали, чтобы вынырнуть, – сказал текнор.

Он отдал приказ. Обзорные экраны утратили свой серый цвет. Все застыли в изумлении. На них смотрело огненное лицо, гигантское человеческое лицо, висевшее в бездне. Под развевающейся на космическом ветру шевелюрой виднелся высокий лоб, который нависал над темными глазами; чуть ниже колыхалась длинная широкая борода.

– Что… что это такое? – пробормотала Анаэна, прижимаясь к Тинкару.

– Сверхновая, – спокойно ответил текнор. – Но, призна́юсь, такого я не ожидал.

Он пробежал по клавишам настройки, лицо увеличилось в размерах, словно ринулось в сторону «Тильзина», одновременно теряя свою четкость, а затем все закончилось: осталось лишь облако кипящего газа, окружающее то, что некогда было звездой.

Вспыхнул экран внутренней связи, на котором возник сияющий Холонас.

– Знамение, Тан! Знамение! Я все-таки дожил до этого момента! Бог простил людей!

Тан ответил не сразу. Должен ли он был лишить старого паломника иллюзий, или следовало оставить ему успокоительную веру? Но, будучи хорошими астрономами, паломники вскоре и сами бы удостоверились в собственном заблуждении.

– Ты не пытался увеличить изображение, Холонас?

– За кого ты нас принимаешь? За детей? Конечно это сверхновая. Но скажи, каковы были шансы на то, что, увиденная издали, она примет облик сверхчеловеческого лица? Говорю тебе, это знамение – знамение, которого мы давно ждали! Славься, о Господи!

Экран погас.

– Что ж, – тихо произнес текнор, – паломничество закончено. Наши друзья вскоре снова станут обычными людьми, как и другие. Вот только станут ли они счастливее, когда возбуждение уляжется? Боюсь, это будет началом их подлинной трагедии.

Тинкар отвернулся, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Иолия была бы счастлива. Но по его вине… Он прикусил губу и вышел из помещения.

Тинкар надел скафандр и проскользнул в переходный люк. Никто его не видел. Понемногу гудение насосов стихло, в тамбуре образовался вакуум. Он открыл внешний люк и ступил на корпус «Тильзина».

Корабль сверкал в потоках света, исходящего от сверхновой; звезда осталась далеко позади, превратившись в окутанный космами шар, потерявший всякое сходство с человеческим лицом. Тинкар сделал несколько осторожных шагов, добрался до низкого рельса, бежавшего по металлу в бесконечность, – одного из ста пятидесяти двух ограничителей поверхности. Он уселся на рельс. Через час астрономы закончат свои наблюдения, «Тильзин» перейдет в гиперпространство, и все, что располагается ниже рельсов, исчезнет, а то, что находится выше ограничителей, останется в обычном космосе. В том числе и Тинкар – только уже без ног.