Бисмарк помешал старшему сыну Герберту обвенчаться с любимой женщиной, потому что ненавидел ее семью. Ненависть, озлобление возобладали над отцовскими чувствами, точно так же разрушили и почти все прежние отношения дружбы. Желчь отравляла сознание и душу, побуждала к мстительности, а не к сочувствию и раскаянию.

Отдельный разговор о женоненавистничестве. Бисмарк превратил свою жизнь в сплошную нервотрепку, внушив себе неприязнь к королеве/императрице Августе и кронпринцессе Виктории. Ему претили «сильные женщины», превращавшиеся в его сознании в злонравных ведьм. Эти две властные особы подмяли под себя своих слабых супругов и угрожали Бисмарку. Ему повсюду мерещились козни. И женщины были главными конспираторами. Их зловредность для него была настолько самоочевидной и вездесущей, что его отношение к ним с полным основанием можно назвать паранойей. Не надо быть фрейдистом, чтобы увидеть в поведении взрослого политика и гениального государственного деятеля влияния детской ненависти к умной, но холодной и бездушной матери. С этим комплексом Бисмарк прожил всю жизнь. Власть, которую он приобрел, во многом опиралась на слабовольного Вильгельма I. Но рядом со слабым сувереном всегда была сильная королева. Борьба за господство над эмоциональным и мягкосердечным королем изматывала Бисмарка. В этой борьбе изо дня в день, из года в год воспроизводилась агония детства – мучительные переживания маленького мальчика, оказавшегося на острие перевернутого треугольника, наверху которого грозная женщина и слабый мужчина. Отсюда и все его тревоги, озлобленность, бессонница и недомогания. Самый могущественный человек в Европе, преисполненный гордости и агрессивности, должен был кланяться старой леди, к несчастью, оказавшейся женой короля. Унизительность для него была непереносима.

Признание Гансу фон Клейсту в 1851 году в том, что он не в состоянии сдерживать свои сексуальные позывы, добавляет еще один штрих к психологической драме Бисмарка. Упорное нежелание Иоганны стать нормальной светской женщиной означало для него то, что он не мог утешиться дома и выбраться из эдипова треугольника, создававшегося прусской королевской семьей и каждодневно возбуждавшего компенсирующие чувства мстительности. Иоганна фон Бисмарк проявляла свою любовь к нему тем, что научилась ненавидеть так же неистово, как он. Баронесса Хильдегард Шпитцемберг, Гольштейн и многие другие люди, бывавшие в их доме, отмечали жесткий и мстительный характер Иоганны. Никто в доме Бисмарков не позволял себе перечить их желчным натурам.

Король не всегда уступал Бисмарку. Он был сознательным масоном и защищал членов братства. Монарх не давал в обиду и многих министров. Как человек добропорядочный, он проявлял верность своим «слугам» и старался уберечь их от гнева жестокосердного и всемогущего канцлера. Мягкое и участливое отношение короля к подчиненным Бисмарка доводило его до белого каления. В то же время из-за малейшего монаршего возражения или упрека он заболевал, ложился в постель и мог хворать неделями. Что бы ни имел в виду Вильгельм I своим вопросом-восклицанием – «Какой же вы ипохондрик, если одно маленькое разногласие подвигает вас на крайнюю меру!» – у него были все основания для недоумения. Король выказывал Бисмарку такую любовь и внимание, какими не пользовался никто другой. Тем не менее в разговоре с Дизраэли в июне 1878 года он пожаловался на ужасное поведение сюзерена15. Этот монолог огорошил Дизраэли, потому что Бисмарк выражал свою скорбь открыто и на официальном приеме. Скорее всего она была надуманной, так как я не нашел никаких свидетельств, которые подтверждали бы утверждение Бисмарка. Королева Августа действительно его ненавидела, имела на это свои причины, но вела себя разумно. Она понимала, что ей надо уживаться с канцлером-демоном и его гипнотической властью над супругом. Августа искала возможностей для примирения без потери лица для Бисмарка. В марте 1873 года Одо и леди Эмили Рассел была оказана высокая честь принять в британском посольстве императора и императрицу. По протоколу полагалось, что за обедом Бисмарк должен был сидеть слева от «ее императорского величества» и около часа развлекать ее беседами. Он отказался участвовать в этом мероприятии. Величайшему политическому гению XIX столетия не хватило мужества и самообладания для того, чтобы побыть в роли «джентльмена» в присутствии своего сюзерена и его леди. От него требовался всего лишь час любезной беседы. «Железный канцлер», развязавший три войны, испугался маленькой старой женщины, говорившей с саксонским акцентом.

Каким бы властным и бешеным ни был Бисмарк, он всегда уходил от ответственности, если что-то у него не получалось. Он лгал матери в детстве и продолжал привирать всю жизнь. Он согрешил против истины, когда в 1851 году убеждал Иоганну в том, что ничего не сделал для того, чтобы получить назначение во Франкфурт, хотя больше года добивался поста посланника. Бисмарк всегда разводил турусы на колесах, если чувствовал, что его могут в чем-то обвинить. Вальдерзе отмечал: «Ложь вошла у него в привычку». В мемуарах он постоянно извращает или замалчивает факты. Бисмарк вводил в заблуждение короля относительно Эйленбурга во время конфликта вокруг проблем местного самоуправления в 1872 году. Фальшь в его ответе Эйленбургу может заметить каждый, кто интересуется этим сюжетом. Пристрастие к военной форме тоже было своего рода ложью. В 1839–1840 годах Бисмарк отлынивал от воинской службы, о чем предпочитал умалчивать. В этом ему впоследствии помогли и составители «Собрания сочинений», удалившие компрометирующую переписку.

И наконец, у него был еще один смертный грех – чревоугодие. «Оксфордский словарь английского языка» толкует этот феномен таким образом: «Порок переедания. (Один из семи смертных грехов.) Также редкое его проявление». Чревоугодие, может быть, и не самый опасный для окружающих грех, но оно чуть не погубило самого Бисмарка. Если бы Швенингер не проявил о нем в 1883 году материнскую заботу, заставив его есть поменьше, то он почти наверняка умер бы раньше от раздражительности и переедания. Если гордыня умерщвляет душу, то гнев и чревоугодие губят тело. Обильные трапезы возмещали недостаток в удовлетворении других физических потребностей. Но они также свидетельствуют о нежелании контролировать себя, свой аппетит и подчиняться другому человеку, даже личному доктору. С семнадцати лет и до конца жизни Бисмарк не придерживался никаких ограничений, в том числе и тех, которым привычно подвергают себя простые смертные.

Теперь о добродетелях. А они, как мы уже отметили в предыдущих главах, у него, конечно, были. Он радушно принимал гостей независимо от их статуса. Бисмарк обладал обаянием и определенной душевной теплотой, пленившей по первому впечатлению Мэри Мотли и Люциуса фон Балльхаузена. Он вел очень простой и скромный образ жизни, поражавший всех, кто к нему приезжал, а его чувством юмора восхищались даже заклятые враги. Его любили члены семьи и друзья. К нему, как к сыну, испытывал глубокую привязанность король. С ним дружили генерал Леопольд фон Герлах, Роон, Мотли, Мориц фон Бланкенбург и множество других людей, невзирая на грубые и пренебрежительные выходки с его стороны. Без сомнения, его искренне любили Мария фон Тадден, жена, сестра и брат. Успехи Бисмарка в немалой степени зиждились на любви и верности друзей, патронов и помощников, таких как Тидеман и Койдель.