не приложить всех стараний, чтобы оправдать ваше доверие?

С этими словами она покинула комнату госпожи Ван и возвратилась во «двор Наслаждения розами».

Бао-юй только что проснулся. Си-жэнь рассказала ему об «ароматной росе», которую прислала мать, и Бао-юй был этому несказанно рад. Он тотчас захотел попробовать эссенцию и приказал сделать напиток, который действительно оказался чрезвычайно ароматным.

Вместе с тем мысли Бао-юя были заняты только Дай-юй, он даже хотел послать за ней, но, боясь, что Си-жэнь помешает ему осуществить свое намерение, он отправил ее к Бао-чай якобы за книгами.

Когда Си-жэнь ушла, он позвал Цин-вэнь и приказал ей:

– Сходи к барышне Линь Дай-юй и посмотри, что она делает. Если она спросит обо мне, скажи, что я чувствую себя хорошо.

– Как же это я пойду безо всякого дела? – возразила Цин-вэнь. – Хоть бы передать ей что-нибудь, и то приличнее!

– Неужели ты не найдешь что ей сказать? – произнес Бао-юй, и в голосе его почувствовалось неудовольствие.

– Может быть, вы пошлете ей какую-нибудь вещь, – предложила тогда Цин-вэнь, – или прикажете что-нибудь у нее попросить? Так просто идти неудобно; если узнают, будут насмехаться и злословить!

Бао-юй немного подумал, потом вытащил два старых платочка, протянул их Цин-вэнь и с улыбкой сказал:

– Вот возьми и скажи, что я прислал ей это.

– Странно! – удивилась Цин-вэнь. – Зачем ей старые платки? Она опять начнет сердиться и говорить, что вы над нею издеваетесь!

– Не беспокойся, она все поймет, – улыбнулся в ответ Бао-юй.

Цин-вэнь не стала возражать, взяла платочки и отправилась в «павильон реки Сяосян». Подойдя к воротам, она увидела Чунь-сян, развешивавшую на перилах террасы полотенца для просушки. Она первая заметила Цин-вэнь и замахала ей руками:

– Барышня легла спать!..

Цин-вэнь все же вошла. Комната была погружена во мрак, лампы не горели.

– Кто там? – неожиданно спросила Дай-юй, лежавшая на кровати.

– Это я, Цин-вэнь, – отозвалась девушка.

– Зачем ты пришла?

– Второй господин велел отнести вам платочки, – послышался ответ.

Дай-юй была несколько разочарована и про себя подумала:

«Почему вдруг ему взбрело в голову присылать мне платочки?»

И, обращаясь к Цин-вэнь, она спросила:

– Эти платочки ему прислали? Они, наверное, очень хорошие? Пусть он подарит их кому-нибудь другому. Мне они не нужны!

– В том-то и дело, что платочки старые, домашние, – возразила Цин-вэнь.

Дай-юй совсем разочаровалась, но потом подумала, и вдруг ей все стало ясно.

– Оставь их, – сказала она, – а сама можешь идти.

Цин-вэнь положила платочки возле нее и вышла. Всю дорогу она размышляла, но так и не поняла, в чем дело.

В противоположность ей Дай-юй все прекрасно поняла и погрузилась в приятные размышления.

«Бао-юй сумел понять, что я о нем тоскую, – думала она, – и это меня радует. Но я не знаю, развеется ли когда-нибудь моя тоска, и это меня печалит. Если бы Бао-юй не понимал, что я тоскую о нем, разве он стал бы присылать мне платочки, зная, что я могу над ним посмеяться? Даже страшно подумать, что он хочет своим подарком выразить свои чувства! И все-таки стыдно, что Бао-юй так относится ко мне, а я целыми днями тоскую и терзаюсь сомнениями, не веря в его чувства».

Она вдруг оживилась и почувствовала прилив сил. Позабыв об осторожности, она поднялась с постели, зажгла лампу, растерла тушь, обмакнула в нее кисть и на платочках написала стихи.

СТИХОТВОРЕНИЕ ПЕРВОЕ

Слезы напрасно скопились в глазах,

    слезы напрасно упали.

Из-за кого их в ночной тишине

    очи мои проливали?

Вы подарили клочок цзяосяо[120] —

    как я признательна вам!

Как же теперь я могу из-за вас

    не сокрушаться в печали?

СТИХОТВОРЕНИЕ ВТОРОЕ

Падает жемчуг, по яшме катясь, —

    слезы струятся тайком.

Ночью и днем не найду себе места,

    скучно мне ночью и днем.

Слезы подушку мою омочили,

    их рукава не осушат,

Так они капают капля за каплей,

    льются ручей за ручьем.

СТИХОВТОРЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жемчуг струящийся не соберу я

    шитым цветным рукавом.

Над берегами Сянцзяна давно уж

    старых следов не найдем.

И у меня за окном есть бамбук,

    тысяча стройных стволов;

Только от слез моих пятна душистые

    не остаются на нем.

Дай-юй намеревалась писать дальше, но вдруг почувствовала, что вся горит. Она подошла к зеркалу, отдернула с него парчовую занавеску и посмотрелась. Щеки ее порозовели, как цветок персика, но она не подозревала, что это был первый симптом страшной болезни!

Потом она отошла от зеркала, вновь легла в кровать. Мысли ее по-прежнему были заняты платочками.

Но об этом еще речь впереди.

Между тем Си-жэнь пришла к Бао-чай, однако ее не оказалось дома – она ушла к своей матери. Си-жэнь сочла неудобным возвращаться с пустыми руками и стала ждать. Бао-чай все не приходила, хотя уже наступил вечер.

Надо сказать, что Бао-чай, прекрасно знавшая характер Сюэ Паня, сама подозревала, что ее брат подговорил кого-то оклеветать Бао-юя. Когда же Бао-чай услышала слова Си-жэнь, она еще больше утвердилась в своих подозрениях. В конце концов, Си-жэнь рассказала ей только то, что сама услышала от Бэй-мина, который, в свою очередь, лишь строил догадки, и подлинное положение вещей ему было неизвестно. Таким образом, переходя из уст в уста, выдумки приобрели видимость правды.

Но самым любопытным было то, что Сюэ Пань в этом деле оказался замешанным только из-за своей репутации повесы! А между тем на этот раз он был ни при чем!

И вот, возвратившись домой, он поздоровался с матерью, а потом вдруг спросил Бао-чай:

– Сестра, ты не знаешь, из-за чего побили Бао-юя?

Тетушка Сюэ, тяжело переживавшая этот случай, была очень недовольна вопросом сына. Она стиснула зубы и сказала:

– Бессовестный ты негодяй! Сам все устроил, а теперь еще имеешь наглость спрашивать?

– Что я устроил? – вскипел Сюэ Пань.

– И еще притворяешься, будто ничего не знаешь! – возмутилась тетушка Сюэ. – Всем известно, что это дело твоих рук!

– А если скажут, что я убил человека, – вы тоже поверите? – вскричал Сюэ Пань.

– Успокойся, – сказала тетушка Сюэ, – ведь об этом знает даже твоя сестра! Неужели мы стали бы возводить на тебя напраслину?

– Мама, брат, не шумите, – принялась успокаивать их Бао-чай, – в конце концов выяснится, где черное и где белое!

После этого она серьезно сказала Сюэ Паню:

– Пусть даже это ты наговорил,