Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тауно бросился к Ингеборг.
Со стороны Ирландии наползли дождевые облака. Мелкий дождь окрасил все вокруг в сизый цвет. Шепот его был громче, чем плеск волн, которые он испещрил мелкой рябью. В холодном тумане казалось, что кругом было не море, а бескрайние зеленые поля и луга.
Тауно и Эйджан поплыли на разведку. Вскоре корабль скрылся в тумане, а брат с сестрой впервые за долгое время остались наедине.
Они быстро обследовали участок пути, который кораблю предстояло пройти до вечера. Теперь можно было спокойно обо всем поговорить.
— Ты жестоко обошелся с Нильсом, — сказала Эйджан.
Ее брат с силой ударил руками по воде, подняв тучу брызг.
— Ты слышала, о чем мы говорили?!
— Конечно.
— И что же ты потом ему сказала?
— Сказала, что ты в плохом настроении. Сказала, чтобы он не принимал все это слишком близко к сердцу. Он очень расстроился. Будь с ним помягче, брат. Он готов поклоняться тебе, как божеству.
— Он безумно в тебя влюблен. Глупец, мальчишка!
— Ничего удивительного. Я у него первая. Понимаешь, первая. — Эйджан улыбнулась. — Но он уже всему у меня научился. Когда мы расстанемся, пусть не раз еще порадуется — там, в той жизни.
Тауно нахмурился.
— Надеюсь, он не будет грустить до тебе так сильно, что лишится рассудка. Нильс, Ингеборг... С кем-то еще из людей придется нам иметь дело ради спасения Ирии? Боюсь, нам с тобой вряд ли удастся обойтись без помощи датчан.
— Да, мы с Нильсом и об этом говорили. — Эйджан как-будто что-то вспомнила и смутилась. — В конце концов, он образумился и согласился, что надо быть очень осмотрительным — ведь ему, неопытному моряку, придется вести свой корабль среди неумолимых законов, которым подчинена его судьба. Знаешь, я не теряю надежды, — проговорила, Эйджан более серьезным тоном, — потому что он умен и глубоко чувствует, он не скользит по поверхности вещей, а добирается до глубинной их сути. — Она помолчала и тихо добавила: — Может быть, именно поэтому ему так мучительна мысль о том, что нам придется расстаться. Не беда, что он неопытен, с ним же будет Ингеборг, а она всегда сумеет придумать что-нибудь дельное, да и немало разных людей за свою жизнь узнала, уж это точно. — Эйджан приободрилась и даже повеселела.
— У нее сильная натура, — бесстрастно заметил Тауно.
Эйджан повернулась набок, чтобы видеть лицо брата.
— А я думала, ты ею восхищаешься.
Тауно кивнул.
— Да, она мне нравится.
— А уж она-то... Я ведь все слышала, когда сидела в «вороньем гнезде». Люк был открыт, и все было слышно. Как она обрадовалась, когда ты ее разбудил! — Эйджан вздохнула и немного помолчала, прежде чем продолжить. — На другой день мы с ней поговорили наедине. Такой, знаешь ли, чисто женский разговор, она все недоумевала, зачем это нужно — плыть невесть куда на поиски своего народа, когда за наше золото можно купить хороший земельный участок где-нибудь недалеко от Элса и жить себе припеваючи. Я сказала, что мы не останемся в Дании, и тут она странно так отвела глаза и стала смотреть куда-то мимо меня, в сторону. Но потом как ни в чем не бывало принялась болтать о том о сем. Да только я-то видела, как у нее руки трясутся... Верно, и в самом деле опасно людям с нами водиться, не для них Волшебный мир.
— И нам не на пользу дружба с людьми, — сказал Тауно.
— Да. Бедная Ингеборг. Но ведь невозможно нам двоим жить в Дании, где нет никого больше из нашего рода. Если не разыщем отца, то надо будет поискать какой-нибудь родственный нам народ, просить у них приюта. Уж и достанется нам! Ведь, может быть, полсвета обшарить придется.
— Вполне возможно.
Они поглядели друг на друга. Тауно побледнел, Эйджан вспыхнула. Внезапно он нырнул и не показывался на поверхности более часа.
«Хернинг» обогнул Уэльс, затем Корнуэлл, вышел в Английский канал и взял курс на восток, к берегам Дании.
4
Корабль Ванимена, медленно продвигаясь на север, преодолел уже более половины пути вдоль побережья Далмации, и тут его выследили работорговцы.
Вначале никто, даже сам Ванимен, не заподозрил ничего плохого. Во время плавания от Геркулесовых столбов до Адриатики они часто встречали корабли и рыбачьи лодки, чему Ванимен не удивлялся: жители многолюдных городов Средиземноморья с древнейших времени занимались мореплаванием и хорошо изучили здешние воды. Из осторожности Ванимен вел свой корабль вдали от берегов, поскольку в открытом море вероятность остаться незамеченными была больше. На всякий случай он приказал подданным по утрам одеваться и весь день до прихода темноты не снимать матросскую одежду, которую они нашли на корабле в достаточном количестве. Ванимен запретил им также плавать в море в дневные часы.
Их корабль, построенный северянами, совершенно не похож на средиземноморские суда, размышлял Ванимен, он может привлечь внимание, что было бы крайне нежелательно. А кто-нибудь, пожалуй, даже захочет оказать им помощь, ибо во время шторма корабль был сильно поврежден, что сразу бросалось в глаза.
Если приближалось какое-нибудь судно, Ванимен жестами или на латинском языке отвечал, что помощь не требуется, до их гавани, дескать, уже недалеко. Пока все сходило гладко, хотя для Ванимена оставалось неясным, то ли хитрость удавалась благодаря латыни, близкородственным языкам, на которых говорили народы Средиземноморья, то ли потому, что капитаны, в сущности, равнодушно смотрели на странный потрепанный корабль с шайкой подозрительных личностей на борту. Детям и женщинам Ванимен намеренно велел не прятаться, а сидеть на палубе, чтобы на встречных судах видели, что перед ними не пиратский корабль.
Пока что ни пиратов, ни военных кораблей они не повстречали.
Если нападут пираты, они захватят покинутое судно: все из племени Лири скроются в море. Но лишиться корабля было бы несчастьем. Разбитый, истерзанный, неповоротливый и медлительный, с полным трюмом воды, которую непрерывно приходилось откачивать, он все же был их убежищем и домом в этом замкнутом тесном море, где все прибрежные земли поделили между собой христиане и приверженцы ислама, где из огромного множества обитателей Волшебного мира не уцелел ни один.
Днем и ночью Ванимен вел свой корабль все дальше и дальше. В штиль, если поблизости