Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После парада долго долетала до площади постепенно замирающая песнь уходящего полка:
Смело мы в бой пойдем
За Русь святую…
Приезд в Екатеринодар от союзников английского генерала Пуля был большим событием. Почетный караул ему был выставлен от Корниловского ударного полка. Настроение у всех было приподнятое, все тогда верили, что союзники нам окажут большую помощь. 6 декабря в Войсковом собрании Кубанского войска корниловцы в торжественной обстановке отпраздновали именины своего командира полка. Было много почетных гостей, англичане, министр иностранных дел Сазонов[322], именитые горожане. Говорили речи, полные веры в скорое возрождение России, с надеждой взирали на корниловцев.
В то же самое время эти самые корниловцы, оплот и упование, сидели в громадной комнате напротив, через улицу, и спокойно взирали на это пиршество, закусив чем бог послал из ротной кухни. Быть может, и мы попали бы на этот пир, не хуже же, на самом деле, были мы других, только что прибывших и теперь попавших туда, но мы сами уклонились, многие из нас так и не смогли освежить свой заношенный костюм, а поражать своей бедностью джентльменов-англичан национальная гордость не позволяла. Зависти к пирующим у нас не было, так как мы знали, что было достойное представительство.
За несколько дней до Рождества, когда уже все готовились к праздникам и корниловцы бегали по магазинам, чтобы хоть чем-нибудь отблагодарить радушных хозяев, на чьих квартирах они разместились, неожиданно пришел приказ: готовиться к погрузке. Проводы были торжественные: были Наталия Лавровна Корнилова[323] с братом Юрием и много родных и знакомых. За время отдыха полк ходил на место смерти генерала Корнилова и полковника Неженцева[324], где была отслужена панихида. И теперь многие из нас, отрываясь от этих мест навсегда, с гордостью вспоминали наше историческое и в то же время трагическое прошлое. Жизнью вождя, генерала Корнилова, была принесена великая жертва во имя спасения самого бытия России, зажигался светоч борьбы. Светоч разгорелся, и это было нашей гордостью. Родные, знакомые провожали полк до вокзала. Выкрикивали дорогие имена, махали шапками, слали добрые пожелания, совали в руки уходящих свертки, плакали. Отъезжали эшелоны корниловцев весело, пели «Корниловец удалой, ты люби свой полк родной и для славы его не жалей ничего!».
Мужайтесь, матери, отцы,
Терпите, жены, дети,
Господь за нас, мы победим,
Да здравствует Россия!
Мужайтесь, матери, отцы,
Терпите, жены, дети.
Для блага Родины своей
Забудем все на свете.
Состав полка был более 1200 человек. Выгрузили корниловцев в Ставрополе, а оттуда через несколько дней направили в село Петровское. По приказанию генерала Врангеля, тогда командира конного корпуса, Корниловский ударный полк из села Петровского перешел в Малые Айгуры.
В Ставрополе были подсчитаны наличный состав и техническая часть, и оказалось, что полк насчитывает в своих рядах более тысячи человек. Не густо, но и это слава богу. В Малых Айгурах полк поступил в распоряжение командира Корниловского Кубанского конного полка полковника Бабиева. Накануне красная кавалерия внезапным налетом пыталась овладеть Малыми Айгурами, и большевикам готовилось возмездие.
Вечером накануне Нового года отряд полковника Бабиева растянулся по дороге на селение Каз-Гулак, занятое 9-м и 10-м советскими полками. Было приказано подойти к селению вплотную, окружить его пулеметами и по сигнальному выстрелу из гаубицы сразу открыть огонь из всех орудий и пулеметов. Подошли к селению. Шепотом пронеслась команда: «Стой!» Отдельными ротами с пулеметами селение было окружено. Быстро шло время напряженного ожидания. Хрустел снег под ногами, лаяли собаки. Вдруг блеснул сноп огня, рявкнула гаубица и, перебивая друг друга, загрохотали орудия и застрочили пулеметы. Через двадцать минут Каз-Гулак был взят. Светало. Около реки за селением столпились полураздетые люди. Одни стояли молча, другие метались и кричали истошным голосом. Некоторые бросались в воду, но их подхватывало течение и уносило под лед. На площади выстроили до 600 пленных. Их ряды обошел полковник Скоблин.
– Кто хочет служить России вместе с нами, а не с красными супостатами, три шага вперед! – скомандовал Скоблин.
На месте осталось пять комиссаров.
Прапорщик Чернов пошел раздобывать фураж. В одной скирде нашел закопавшихся в соломе трех мужчин.
– Кто вы такие? – воскликнул Чернов.
– Ваше бла-бла-городие… Мы… мы за офицеров, – насилу заговорил один лохматый, весь облепленный соломой.
– Идите за мной…
Чернов повел их к своему взводу.
– Ваше благородие, отпустите душу на покаяние, помилосердствуйте, не расстреливайте, – стонали пленники.
Самый старший из них, лет около 50, вдруг протянул руку к Чернову и стал совать ему кошелек и царские пятирублевые кредитки:
– Ваше благородие, яви Божескую милость, купи на эти деньги бублики и пошли их моим детям на помин души по отцу… Адрес мой найдешь в кошельке…
– Да убери ты свои деньги, – вскипел Чернов, – никто и не собирается вас расстреливать. А ты, коли хочешь, ступай ко мне во взвод ездовым. Но служить будешь не мне, не офицерам, а России. Понял? России. Чтобы Россия была по-прежнему великой, русской, православной…
Пленники перекрестились.
Мои впечатления об этом: бедный русский простолюдин, сбитый с толку пропагандой большевиков, сулившей ему золотые горы, рубил в куски первого попавшего ему под руку, показавшегося ему «врагом народа», но когда мнимый «враг народа» сам стукнет ему по лбу, как это случилось с вышеуказанными тремя пленными, тут их мозги сразу проясняются, результатом чего на этот раз было пополнение для Корниловского полка в 600 человек. Подобного рода случаи мы увидим потом и при ликвидации движения Махно, когда во 2-й Корниловский ударный полк было влито из ставропольцев и махновцев пополнение, которое верой и правдой служило России в наших ударных полках.
В тот же день отряд полковника Бабиева направился к селению Овощи. Оно было укреплено окопами с проволочными заграждениями. Красные, думая, что к ним идет подкрепление, закричали было «ура», но потом спохватились и открыли стрельбу. Стремительной атакой 3-го батальона