Друг революционной юности Христиана Георгиевича Георгий Бакалов, контакты с которым продолжались и позже, писал общему знакомому Стояну Нокову 26 апреля 1934 г. о том, как обрадовало его изложенное болгарскими газетами заявление Раковского.[1332] Вскоре, в июле 1934 г. Раковский с глубоким удовлетворением прочитал в центральных газетах материалы о восстановлении нормальных межгосударственных отношений между СССР и его родной Болгарией.[1333]

Когда Г. Бакалов в конце 1935 – начале 1936 г. около двух месяцев находился в Москве, он встречался с Христианом, а также с его родственницей, ветераном болгарского социалистического движения Койкой Тиневой. Одна из встреч документирована совместной почтовой карточкой всех троих тому же С. Нокову от 20 февраля 1936 г.: «Собрались старые женевские друзья и вспомнили о тебе. Большой привет от всех нас. Будем надеяться, что увидимся. Будь здоров».[1334] Приехав в Софию, Бакалов много рассказывал о Раковском, о его хорошем общественном положении, встречах с ним. Под влиянием Бакалова внучатая племянница Раковского Л. Гевренова, которая ранее жила в семье Раковского, а затем возвратилась на родину (о ней уже шла речь), решила ехать к нему в Москву, чтобы поступить там в консерваторию.[1335]

О Раковском помнили в Болгарии не только представители коммунистического движения. Когда в 1936 г. появилось первое национальное энциклопедическое издание, его составители братья Данчевы включили в него следующую краткую статью: «Раковский (Крыстю Станчев) – болгарин, видный коммунист в Румынии. Затем в России. Родился в Котеле в 1873 г. Изгнанный за революционную деятельность из Румынии, где имел отцовское имение, затем [проживал] в Швейцарии, окончил медицину в Нанси и получил докторский титул в Монпелье. Во время мировой войны представлял болгарские и румынские социалистические организации на Циммервальдском съезде. Затем стал во главе большевистского движения в Украине и с 1919 г. был председателем Совета народных комиссаров. С 1923 по 1925 г. был дипломатическим представителем Советской России в Лондоне, а с 1925 до 1927 г. в Париже. Будучи замешанным в оппозиции Троцкого, он перестал играть роль и был заточен в Сибири».[1336] При определенной наивности и некоторых неточностях это была достаточно объективная биографическая справка, авторы которой, однако, не знали, что в момент выхода энциклопедии Раковский находился на свободе.

Х. Г. Раковский возвратился из ссылки, сохранив чувства достоинства и гордости. Писатель Лев Разгон, переживший многолетние муки сталинских концлагерей, сохранил на всю жизнь воспоминания о встречах с Раковским во время его лечения все в том же «Архангельском». «Я был очень молод, – рассказывал через пять с половиной десятилетий Разгон болгарской журналистке, – но ему, видимо, было интересно общаться с молодым человеком. Я чувствовал огромное его обаяние, он был естественным, демократичным. Когда мы гуляли по саду санатория, Раковский рассказал мне, что Шаляпин никогда не высказывался против советской власти, что он гордился своим советским гражданством, своим советским паспортом». И далее шло печально-ироническое повествование, как московские чиновники, узнав о пожертвовании Шаляпиным некоторой суммы денег на помощь детям русских эмигрантов, раздули этот гуманный жест в антисоветское выступление и лишили Шаляпина советского почетного звания. «Красивый он был, вальяжный, очень привлекательный и общительный, – рассказывал о Раковском Разгон. – С ним было легко и приятно знакомиться, разговаривать и расспрашивать об этой, совершенно неведомой мне, загранице».[1337]

В Москве у Раковского дома[1338] дважды был вездесущий Луис Фишер, который приезжал, как мы помним, к нему в ссылку в Саратов. Александрина угощала журналиста чаем, но политических разговоров Христиан Георгиевич теперь не вел. Тем более он воздерживался от какой-либо критики в своем наркомате, куда также трижды приходил к нему Фишер. У журналиста сложилось следующее впечатление: «Ссылка не надорвала его. Но он следил за Европой из Барнаула и не обнаруживал там революции. Зато он видел, как фашизм расползается из одной страны в другую». Вряд ли Раковский прямо говорил об этом своему собеседнику, но именно такое впечатление о настроениях Раковского сложилось у Фишера. «Гитлер привел его назад к Сталину», – писал он.[1339]

Через некоторое время после возвращения из ссылки Х. Г. Раковский побывал в Астрахани, где впервые встретился со своим уже пятилетним сыном. А. Ю. Щеглов сохранил воспоминания об отце, о совместных с ним прогулках. Во время одной из них зашли в магазин охотничьих товаров, и по просьбе отца продавец дал ребенку подержать в руках настоящее ружье. В самом конце 1935 или в начале 1936 г. Раковский вновь побывал в Астрахани. Деловая командировка[1340] сочеталась с новым свиданием с Аскольдом. А в мае 1936 г. Аскольд две недели гостил у отца в Москве.[1341]

Х. Г. Раковский пришел на работу в Наркомздрав РСФСР на улицу Ильинку (вскоре переименованную в улицу Куйбышева), № 10 вскоре после того, как наркомом был назначен кандидат в члены ЦК ВКП(б) Григорий Наумович Каминский, перед этим работавший председателем Московского облисполкома и вторым секретарем Московского комитета ВКП(б).[1342]