Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поверим, святой отец. Вполне объяснимая реакция, кстати. Пузырь в помойное ведро на глазах товарища определили, что же ему теперь в ладоши хлопать от радости прикажете? Так что слезы на глазах вполне себе объяснимы тут и даже естественны, если хотите!
– Павел!.. – Игорь Сергеевич с улыбкой кивнул вскинувшемуся было рассказчику. – Продолжайте, святой отец, не обращайте внимания! Что дальше-то было?
– Дальше? Дальше я по комнате его прошелся. Разруха везде, срам, не приведи господи… Нашел рухлядь какую-то, на тряпки определил, и давай порядок наводить в берлоге его. Григорию тоже тряпку дал, так вместе с ним полночи срам этот и выскребали. Но он молодцом держался: на глазах слезы, шатает всего, но, пока не закончили с ним, так и крепился. Выскребли все начисто, отмыли, сели чай пить. Он про свою жизнь рассказывать начал, опять всплакнул. А я смотрю: живая душа-то у человека! Мучается она, страдает от срама этого! Ну я за него опять взялся… На диван уложил, укрыл, а его трясет всего! Не отпускает змий зеленый. Я тогда молитвой стал беса усмирять. Не поверите: так до утра почти и читал. Вижу: отпускать начало Григория. Лицо спокойным стало, благостным, так и заснул, аки младенец. За ним и я спать отправился. Проснулись – с новой силой за него взялся. В баню повел… Баня хорошая у них в городе. Вот мы там полдня и провели, пока окончательно дурь из него не вышла. Тряпье его сменили: вон костюмчик какой ладный теперь – на человека стал похож! Ну и мозги ему вправлять потихоньку принялся: про путь воина рассказал немного, «Хагакуре» почитал по памяти, из «Бхавад-Гиты» кое-что. Так и ходили с ним до вечера. Я же вас все высматривал, весь город, считай, обошли с ним, везде заглянули. Домой вернулись, чаю попили, проговорили почти до утра опять. Смотрю: ожила душа-то у человека! Как новый стал – в глазах блеск появился! Так и сказал мне: горько, дескать, отец Иммануил, за годы, во мраке проведенные, но теперь, дескать, с новой силой готов за душу свою с врагом рода человеческого биться! К зелью бесовскому теперь отродясь не притронусь под страхом проклятия вечного! Да я и сам понимаю: другой человек передо мной. Как засыпал он, так я ему опять почитал кое-что по памяти, в основном «Хагакуре». Про самураев рассказал, про путь воина еще… Не поверите, как вдохновился! Одна беда только, – он тяжело вздохнул и сокрушенно развел руками. – Как клещ, в меня вцепился теперь. Куда вы, говорит, святой отец, – туда и я! Мы же опять полдня вас сегодня искали, я и отчаяться уже успел. Все, думаю, не судьба вас увидеть и обнять напоследок. Завтра с утра в Москву двигать уж хотел… Григорию объясняю: нельзя тебе со мной, мил человек, – в беду попадешь! Я ему свое, а он мне в ответ: никак мне невозможно вас покинуть, святой отец! А если вас, мол, беда ждет какая, тогда тем более с вами до конца пойду! Костьми, говорит, лягу, но не брошу! У меня ж одна мысль только и была: как отделаться от него перед отъездом? Не везти же на смерть лютую и страшную человека? Ну а как на площадь вышли – машину увидели. Я еще в начале-то и вправду подумал: за мной, негодяи, явились. А Григорий мне: вчера, говорит, двое меня на этом джипе возили да денег еще дали. Тут и сверкнула надежда: сразу, не поверите, Павел, про вас подумал. Во-от… А дальше… – отец Иммануил развел руками, – дальше вы и сами теперь все знаете…
На некоторое время над столом повисло молчание. Павлик переглянулся с Игорем Сергеевичем, который так и продолжал восхищенно улыбаться, и сокрушенно развел руками:
– Убили, святой отец! Я думал, уже меня ничем не удивишь… Но вы смогли! В вас, я гляжу, способности паранормальные открываться начинают…
– В каком смысле?
– В прямом, отец Иммануил, – Павлик вздохнул и еще раз с удивлением оглядел неподвижного Вергилия, застывшего на стуле возле входа. – Такого гражданина молитвой и чтением «Бхавад-Гиты» к жизни нормальной вернуть – это…
Подходящих к данному чудесному событию точных слов в данный конкретный момент у Павлика в голове не всплыло, поэтому он махнул рукой и повернулся к своему спутнику. – Что делать-то теперь? С учетом открывшихся обстоятельств?
– Как что? – типичный московский аллигатор еще раз бросил взгляд на запястье и поднял руку, подзывая к столу официантку. – Теперь-то все совсем просто, Павел. Отец Иммануил пару деньков тут побудет, пока мы его вопрос не решим, а мы с вами – по коням и домой! О связи с отцом Иммануилом только договоритесь, как предупредить его, что возвращаться в родные пенаты без опаски можно…
– А вы точно думаете, что решится вопрос?
– Павел!.. – Игорь Сергеевич с укоризной посмотрел в ответ и приготовился вставать. – Считайте, уже решился.
– В рубашке вы родились, отец Иммануил! Даже не в рубашке, – Павлик покачал головой и тоже начал выбираться из-за стола, – в бронежилете!
Вся честная компания переместилась на улицу. Григорий держался чуть в сторонке, продолжая смущенно улыбаться Павлику и хозяину жизни, отец Иммануил неуверенно застыл возле внедорожника, с сомнением поглядывая то на своего новоявленного знакомого, то на улыбающихся путешественников.
– Может, все-таки с вами мне?.. Судьба воина, она же…
– Угомонитесь уже, святой отец! – Павлик решительным взмахом руки оборвал его на полуслове. – Успеете еще, навоюетесь! Зная вас, смело могу сказать: за чем, за чем, а за этим у вас дело не станет… Ну что, долгие проводы – лишние слезы? – он кивнул в сторону внедорожника.
– Удачи вам, отец Иммануил! – типичный хозяин жизни с улыбкой пожал руку насупившемуся святому отцу. – Пару деньков продержитесь, а там…
– Продержусь, – тот повел широкими плечами и задумчиво почесал бороду, оглядывая привокзальную площадь. – Пару деньков продержусь, чего не продержаться-то?..
– Ну вот и чудно, – Игорь Сергеевич с улыбкой кивнул торжественно-мрачному святому отцу, подмигнул так и маячившему в некотором отдалении Вергилию и уверенным шагом направился к водительской дверце. Пискнула сигнализация, взревел мотор.
– Ну что, отец Иммануил, держитесь тут! – Павлик с улыбкой протянул руку, а потом, помедлив, приобнял того за плечи и, будто устыдившись своего неожиданного
