Господа, вы говорите о сострадании. Теперь я понимаю кое-что о сострадании. Изволите выслушать?

— Говори, смертный.

Мы, люди, не понимаем сострадания. Во всякий миг своей жизни мы предаём его. Да, мы знаем его ценность, но даже зная, мы даём ему цену, а потому бережём его, не раздаём, думаем, что его следует заслужить. Т’лан имассы. Сострадание бесценно в самом истинном смысле этого слова. Его следует раздавать даром. Всем и каждому.

— Мы не понимаем, но как следует обдумаем твои слова.

Похоже, всегда остаётся работа.

— Ты не ответил на наш вопрос…

Да.

— Почему?

Под дождём, в сгущавшейся тьме, все лица обратились к Итковиану, а он замкнулся, сжался вокруг всего, что держал в себе, закрылся, затем отступил.

Отступил.

Потому что. Я был Кованым щитом. Но теперь…

Я закончил.

И под проливным дождём Лунного Семени он умер.

Посреди бескрайней, возрождённой тундры, объятой сладким дыханием весны, Серебряная Лиса подняла взгляд.

Перед ней стояли два т’лан имасса. Одна была пронзена мечами. Другой — так изломан, что едва мог стоять.

За ними — неподвижные, безмолвные т’лан айи.

Серебряная Лиса хотела отвернуться.

— Нет. Ты не уйдёшь.

Серебряная Лиса гневно воззрилась на искалеченного воина.

— Как ты смеешь меня мучить? — прошипела она.

Т’лан имасс пошатнулся перед лицом её ярости, затем выровнялся.

— Я — Онос Т’лэнн, Первый Меч. Ты — Призывательница. Ты меня выслушаешь.

Серебряная Лиса долго молчала, затем кивнула.

— Хорошо. Говори.

— Освободи т’лан айев.

— Они отреклись от меня…

— Ныне они стоят перед тобой. Они пришли. Их духи ждут их. Они вновь станут смертными в этом мире, который ты сотворила. Смертными, не заблудшими в снах, Призывательница. Смертными. Дай им этот дар. Сейчас.

Дай им этот дар…

— И этого они хотят?

— Да. Коснись их — и узнаешь, что это правда.

Нет, хватит боли. Она воздела руки, зачерпнула силу Телланна, закрыла глаза. Слишком долго они были скованы. Слишком долго эти создания несли бремя верности…

…и освободила их от власти Обряда. Это потребовало от неё такого ничтожного усилия, что Серебряная Лиса испугалась. Так просто — отпустить. Вновь отпустить на свободу.

Она открыла глаза. Неупокоенные волки исчезли.

Но не погрузились в небытие. Она знала, что их души воссоединились с плотью и костями. Айи перестали быть вымершим видом. По крайней мере, в этом мире с его богами-волками. Она ведь была заклинательницей костей. И могла наделять подобными дарами. Нет, это не дары. Это — то, ради чего меня создали. Моя цель. Моя единственная цель.

Кости Оноса Т’лэнна скрипнули, когда он медленно осмотрелся по сторонам, разглядывая опустевшую равнину. Плечи его поникли.

— Призывательница. Спасибо. Древняя несправедливость исправлена.

Серебряная Лиса внимательно посмотрела на Первого Меча.

— Чего ещё ты от меня хочешь?

— Та, что стоит рядом со мной, — Ланас Тог. Они приведёт тебя обратно к т’лан имассам. Следует обменяться словами.

— Хорошо.

Онос Т’лэнн не шевельнулся.

Серебряная Лиса нахмурилась.

— Чего же ты ждёшь?

Ещё некоторое время он не двигался, затем медленно обнажил свой кремнёвый меч.

— Себя, — проскрежетал воин, подняв меч…

…а затем отпустил его. Клинок упал к его ногам.

Серебряная Лиса хмуро посмотрела на оружие, гадая о значении этого жеста — со стороны воителя, которого называли Первым Мечом.

Понимание вдруг затопило её, глаза широко распахнулись.

Ради этого, в конечном итоге, меня и создали…

— Время пришло.

Колл вздрогнул. Он задремал.

— Что? Какое время?

Мурильо метнулся к Мхиби.

Рыцарь Смерти продолжил:

— Она готова к погребению. Мой Повелитель поклялся вечно защищать её.

Старший бог, К’рул, разглядывал огромного, неупокоенного воина.

— Я по-прежнему в замешательстве. Нет, я поражён. С каких это пор Худ стал щедрым и великодушным богом?

Рыцарь медленно обернулся к К’рулу.

— Мой Повелитель всегда щедр и великодушен.

— Она ещё жива, — заявил Мурильо. Он выпрямился и встал между Мхиби и Рыцарем Смерти. — Время не пришло.

— Это не похороны, — сказал ему К’рул. — Мхиби теперь спит, и будет спать вечно. Она спит, чтобы видеть сон. А внутри её сна, Мурильо, живёт целый мир.

— Как Огнь? — спросил Колл.

Старший бог улыбнулся в ответ.

— Погодите-ка! — рявкнул Мурильо. — Да сколько ж вообще спящих старушек?

— Её нужно упокоить, — пробасил Рыцарь Смерти.

Колл шагнул вперёд, положил ладонь на плечо Мурильо.

— Ладно, давай сделаем так, чтоб ей там было удобно — меховые шкуры, одеяла…

Мурильо задрожал под рукой Колла.

— Вот просто так? — Он утёр глаза. — Мы её… просто бросим? Здесь, в могиле?

— Помоги мне с постелью, друг, — проговорил Колл.

— В этом нет нужды, — сказал Рыцарь. — Она ничего не почувствует.

— Не в этом дело, — вздохнул Колл. Он хотел добавить что-то ещё, но увидел, что Рат’Фандерея и Рат’Тогг сняли маски. Бледные, морщинистые лица, из-под прикрытых век льются слёзы. — Что это с ними? — встревоженно спросил Колл.

— Их боги наконец нашли друг друга, Колл. В мире-сне Мхиби, где теперь стоят Звериные троны. Ты видишь не горе, но радость.

Через некоторое время Колл хмыкнул.

— Ладно, за работу, Мурильо. А потом пойдём домой.

— Я всё равно хочу знать, что́ это за история со старушками, которые за просто так творят миры во сне!

Путь вспыхнул, три фигуры вывалились из портала, подняв тучу серой пыли.

Паран откатился в сторону от Быстрого Бена и Провидца, те продолжали бороться, вокруг них гудели чары. Когда капитан обнажил меч, он услышал вскрик яггута. Чёрная паутина взметнулась, туго оплела отчаянно сопротивлявшегося Провидца.

Задыхаясь, Быстрый Бен оттолкнулся от яггута ногами, сжимая в руках Финнэст.