со слов его участников, вышло живописным. О. Илиодор вроде бы ворвался в помещение с поднятыми кулаками, выбранил хозяйку и пригрозил засадить ее мужа и сына в тюрьму. В ответ Шевченко, ничуть не испугавшись угроз иеромонаха, «дернула его за рясу и закричала: так будем сидеть вместе в тюрьме».

О. Илиодор уехал и вскоре вернулся с городовым. Был составлен протокол, для чего священник выгнал из пивной всех посетителей. О причиненных убытках Шевченко не преминула напечатать в газете.

Когда иеромонах вышел из пивной и стал садиться в карету, хозяйка догнала его, держа за руку своего внезапно отыскавшегося отпрыска, и стала что-то кричать. Потом она уверяла, что желала лишь попросить прощения, а о. Илиодор ее оттолкнул. Необычное зрелище привлекло толпу зевак. Какой-то пьяный сапожник даже встал на колени, прося простить мальчика. О. Илиодор уехал, сопровождаемый бранью того же сапожника.

Суд разбирал этот эпизод дважды — на основании полицейского протокола, обвинявшего семейство Шевченко в нарушении общественной тишины, и по жалобе о. Илиодора на оскорбление.

Первое дело слушалось в камере городского судьи 3-го участка Царицына 17.V. Иеромонах отсутствовал из Царицына и потому не дал показаний против Шевченко. Та уверяла судью, что «весь шум поднял о. Илиодор», а ее сын — «что он не ругал о. Илиодора, а за каретой его бежали и ругались какие-то другие мальчишки». Свидетели, очевидно, подошедшие на шум и не видавшие начала ссоры, отрицали вину как матери, так и сына. В итоге оба обвиняемые были оправданы.

По второму же делу Дарью Шевченко признали виновной и приговорили к 2-недельному аресту, а ее сына — к 4-дневному.

Она подала апелляцию в уездный съезд. Заседание было назначено на 24.IX. Рассказывая 3.X про этот памятный день своей пастве, о. Илиодор остроумно передавал воображаемый диалог с самим собой:

— Куда вы более ходите, в церковь или в суд?

— К сожалению, скоро настанет время, когда в суд более будешь ходить, чем в церковь. Я готов проповедовать правду Божию, но когда они издеваются над правдой, то с этими людьми нужно поступать, как с животными. Если, например, свинья залезет в огород и станет рыть капусту, на нее прежде закричат, а потом прогонят палкой. Когда нахальный безбожник издевается над Богом и верой, кричать нужно на него и бить палкой, т. е. судом, тюрьмой и, наконец, страшной виселицей.

Дело разбирали уездный член Саратовского окружного суда по Царицынскому уезду С. С. Шитковский, городской судья 2-го участка Царицына В. И. Хорцев и упоминавшийся ранее Репников. Шевченко вызвала новых свидетелей, в один голос изложивших скандальную историю, как женщина, догнав о. Илиодора у кареты, встала будто бы на колени и попросила прощения, а он преспокойно уехал. Иеромонах пытался расспросами вывести этих лжеочевидцев на чистую воду, но не слишком преуспел. На предложение судьи попросить прощения обвиняемая ответила отказом. О. Илиодор, со своей стороны, призвал суд наказать обидчицу «в пример другим, стоящим за ее спиной», еще строже, чем городской судья. Признав подсудимую виновной, уездный съезд поверил в ее раскаяние и уменьшил ей наказание вдвое, а сыну оставил прежнее.

На этот приговор о. Илиодор намеревался подать кассационную жалобу, но почему-то запоздал, и пришлось писать прошение о продлении срока. Жаловался священник и министру юстиции, но тщетно.

«Раньше я поражен был в суде бесстыдством защитников, но здесь я услышал и увидел бесстыдство и судей», — рассказывал о. Илиодор пастве, закончив предсказанием, что «если Россия погибнет», то погибнет от «бессовестных судей и наглых брехунцов-адвокатов», которые «таланты самодержавия и православия закапывают в землю».

Узнав об этом отзыве из газет, Шитковский и Хорцев (Репников, по их словам, отсутствовал) подали на о. Илиодора жалобу за клевету по 136 ст. Уст. о Наказ. прокурору Саратовского окружного суда. «Преследуя в Окружном Суде и у Городских Судей многих лиц за клевету, иеромонах Илиодор, по-видимому, очень щепетилен и чувствителен к оскорблениям, наносимым лично ему», — писали жалобщики, находя поэтому себя вправе «требовать и от него как проповедника правды Христовой такого же бережного и корректного отношения к их доброму имени». Понимая, что о. Илиодор может отказаться от своих слов, ссылаясь на неверную их передачу газетой, судьи сослались на пристава 3-й части Гриневича, присутствовавшего при проповеди.

Кроме того, Шитковский и Хорцев привлекли к ответственности редактора «Царицынского вестника» по 1039 ст. Улож. о Наказ. за напечатание речи о. Илиодора по делу Шевченко.

Прокурор 15.XII переслал жалобу судей на о. Илиодора в епархиальный суд. Консистория постановила назначить формальное следствие, однако преосв. Гермоген счел, что с его протеже довольно будет и двух следствий за год, и ограничился назначением дознания, отметив, что «обвинения как иеромонаха Илиодора, так и других священников за последнее время при достаточном обследовании их оказываются совершенно ложными или составленными на основании газетных сообщений». Произведенное дознание было переслано в Тульскую духовную консисторию, оттуда назад в Саратовскую и 24.V.1911 представлено на архипастырское благоусмотрение. 1.IX.1911 Никитин доложил обер-прокурору, что еп. Гермоген доселе не возвратил в консисторию этот рапорт.

Решение судиться

Таким образом, поначалу о. Илиодор видел в судебной тяжбе лишь способ наставить своих врагов на путь истинный и только с этой целью шел в суд. Но в 1910 г. взгляды иеромонаха изменились. На пике своего противостояния с царицынским обществом, когда купцы и городская Дума ходатайствовали о переводе слишком красноречивого проповедника, а газеты особенно беззастенчиво его травили, о. Илиодор решил последовать давнишнему совету властей и обратиться за защитой в суд. Последней каплей стали газетные статьи о связи между поджогами лесных складов и проповедями иеромонаха, а также обращение биржевого комитета к министрам тождественного содержания.

12. VI о. Илиодор подал следователю два прошения с жалобами одно на Булгакова, другое на Жигмановского. Первое касалось статей на упомянутую тему, второе — совсем на другую, о его судебных делах. Но оба прошения содержали одинаковое выражение: привлечь названного редактора за клевету «к самой строго законной ответственности».

На следующий день в проповеди, произнесенной на «Вор-Горе» по случаю закладки храма, священник объявил, что отныне будет судиться с клеветниками.

Не надеясь запугать врагов судебными процессами, о. Илиодор таким путем лишь хотел устроить демонстрацию.

«Перед клеветниками никогда не оправдаешься: на место одной клеветы они возведут десять.

Нет, я хочу доказать высоким людям, что совет их обращаться пастырю Церкви в суд сводится к абсурду».

Для вящей наглядности о. Илиодор не скупился на прошения и с тех пор стал подавать их суду чуть ли не после каждой враждебной газетной статьи. Вскоре дела о клевете, возбужденные по жалобам священника против редакторов, исчислялись уже десятками.

«Мною возбуждено в данный момент около 50 судебных дел, скоро их будет 100, потом 200, 300 и