– А когда вернулся, что он сделал?

– Продолжил общаться с гостями.

– И остался на всю ночь. Вы это хотите сказать присяжным заседателям?

– Ага, – говорит она.

– И вы хотите, чтобы они поверили.

Полански аж подскакивает с протестом.

– Протест отклонен, – говорит Горди.

Тут Шэрон Хенсон смотрит на Ларри Доана и мило улыбается. Как будто она и правда верит, что чем-то вредит обвинению – а на самом деле обращает в пыль все старания Пола Полански.

– Так я правильно понимаю, мэм? – спрашивает Доан. – Вы хотите, чтобы они поверили, что он остался с вами на всю ночь. Это так?

– Ну, он остался.

– Сегодня вы помните события двадцать первого февраля лучше, чем семнадцатого марта или десятого марта этого года?

– Марта? Нет. Да.

– Сегодня вы помните лучше? – повторяет с раздражением Доан.

– Я хочу сказать – я поговорила с гостями с того вечера.

Доан смотрит на присяжных чуть ли не с комичным изумлением.

– Ну ладно, – качает он головой. – Вы поговорили с вашими гостями и вспомнили лучше?

– Благодаря им я увидела то, чего не видела в ту ночь или потом.

– Хотите сказать – то, как долго Фрейзер оставался в вашей квартире? Вам пришлось спрашивать у других, сколько он оставался в вашей квартире?

– Прошу прощения, сэр, – шипит она. – В ту ночь я была под воздействием наркотиков и алкоголя.

– Тогда как же вы помните это сейчас? – медленно произносит каждое слово Доан.

Полански за столом защиты хватается за голову – видимо, представляет, как могло бы обернуться дело. Все тонкие стратегии вдруг пошли насмарку из-за этого недоделанного водевиля. Сигареты «Ньюпортс», непроверенные волосы, призрак Винсента Букера – теперь, когда Доан издевается над Шэрон Хенсон на потеху суду, все зря. Иногда присяжные смеются так громко, что Горди берется за молоток.

Пока тянутся показания Хенсон, Рич Гарви снаружи не находит себе места. И только когда выходит Доан, он осознает масштаб победы.

– Что с Ни-Си? – спрашивает он прокурора, пока они идут по коридору третьего этажа. – Как она выступила?

Доан улыбается с таким видом, будто у него сзади из делового пиджака торчит спинной плавник.

– Я ее прикончил. Изничтожил, – отвечает он. – Теперь там еще долго кровь оттирать будут.

– Ужасно выступила?

– Как ходячий анекдот. Присяжные просто покатывались со смеху, – Доан не в силах скрыть удовлетворения. – Серьезно. Я ее просто зарезал.

Дальше все идет просто. Если бы Шэрон Хенсон придерживалась правды, если бы сказала обвинению то же, что говорила в марте, показалась бы лишь еще одной косвенной деталькой головоломки. А так она решила лжесвидетельствовать – и в итоге осталась в памяти каждого присяжного признаком отчаяния Роберта Фрейзера.

В понедельник показания начинаются с возвращения Рича Гарви за кафедру и с пошагового разбора следственных действий, которые привели к аресту Фрейзера. На перекрестном допросе Полански всячески подчеркивает раннее сотрудничество своего клиента, готовность приехать и поговорить без адвоката. В особенно красноречивый момент Полански спрашивает об огнестрельных и ножевых ранениях, подразумевая, будто два орудия намекают на участие двух человек.

– Сколько лет вы прослужили в полиции? – спрашивает он Гарви.

– Тринадцать.

– И вели множество дел об…

– Да, – говорит Гарви.

– Вам когда-либо попадались дела, в которых жертва умерла от огнестрельного и ножевого ранения, но злоумышленник был только один?

– Да, – спокойно говорит Гарви.

– Сколько дел? Какие? Назовите.

– У нас были основания полагать, что только один преступник замешан в деле Пернелла Букера.

Выкуси, думает Гарви. Из-за одного ловкого ответа те же присяжные, которых просили беспокоиться из-за какого-то таинственного Винсента Букера, теперь могут гадать, откуда вдруг в деле возник какой-то еще Букер в качестве жертвы. Полански просит подойти к судье.

– Я даже не знаю, это считается нарушением или нет, – говорит он Горди. Судья улыбается и качает головой.

– Вы сами его спросили и теперь уже ничего поделать не можете.

– Я его не спрашивал! – возражает Полански.

– Он отвечал на ваш вопрос, – говорит Горди. – О чем вы ходатайствуете? Чего от меня хотите? Зачем подошли?

– Не знаю, – говорит Полански. – Просто теперь думаю, не поднять ли этот вопрос.

– Я не позволю ему открыть этот ящик Пандоры на основании данного ответа.

– Спасибо, – слегка ошарашенно говорит Полански. – Я не… Тогда просьб не имею.

Второй выход Гарви за кафедру – это аккуратно продуманное выступление и некое искупление за его первый день в суде, но оно уже мало что меняет. Как, собственно, и показания Роберта Фрейзера, который объясняется перед коллегией на следующий день и заявляет, что у него не было ни причин, ни желания убивать Шарлин Лукас. Его звездный час уже затмила Шэрон Хенсон – она повлияла на все, что в дальнейшем видят присяжные. Мало того, что ее показания представляли собой разительный контраст с другими важными показаниями по делу – Ромейн Джексон, юной, испуганной и робкой, но все же опознавшей спутника Лины в ночь убийства как Роберта Фрейзера, – так еще Хенсон вела себя жестко, насмешливо и презрительно, отрицая свои же слова.

Именно это сравнение и подчеркивает Доан в заключительном слове. Рич Гарви уже допущен в зал в качестве наблюдателя и видит, как несколько заседателей согласно кивают, когда Доан в красках описывает каждую девушку: одна – невинная и честная, вторая – лжесвидетельница. И вновь он возвращается к показаниям Хенсон об одежде ее парня. И особое внимание уделяет одной детали – крошечному пустяку, проскочившему за неделю судебных прений. Когда за кафедрой была Ромейн Джексон, ее попросили описать головной убор подсудимого. Кепка, сказала она, белая кепка.

– Она подняла руки и показала, что козырек был изогнутый, – напоминает Доан, сам подняв руки к голове. – Изогнутый козырек… И когда это стало значимо?

У Шэрон Хенсон, говорит он присяжным. На следующий день Хенсон на этой самой кафедре пыталась выручить своего любимого. О, изображает ее Доан, на нем было все бежевое. Бежевое пальто. Бежевые брюки. Бежевые ботинки. Наверняка еще бежевые трусы и бежевая кепка…

Прокурор делает паузу.

– …с козырьком.

Теперь уже кивают все присяжные, даже та, из первого ряда, из-за которой Доан волновался в самом начале.

– Дамы и господа, увидев и услышав Ромейн Джексон, а затем увидев и услышав женщину, которая изо всех сил помогает подсудимому, можем ли мы еще сомневаться, что тот, кого видела Ромейн Джексон, – подсудимый?

Зацепил так зацепил, думает Гарви, пока прокурор переходит к остальным уликам и взывает к здравому смыслу коллегии.

– Когда вы все сложите, головоломка, о которой мы говорили, прояснится. Вы четко увидите, что вот этот человек…

Доан разворачивается и указывает на стол