лазурное небо, солнце, сверкающее на белом песке, серых горах, оштукатуренных домах и бетонных дорогах. Мимо окна проехали, направляясь к другой казарме, три больших зелено-коричневых грузовика с людьми. Гейл заметила, какие измученные и потрясенные у них лица. Два вертолета проплыли над пустыней с востока и пролетели над головой, негромко урча винтами.

Лотт очень долго молчал с задумчивым выражением глубоко посаженных глаз.

– Я служу в морской пехоте почти двадцать лет, мисс. Корпус – это моя жизнь. Мой долг – подчиняться приказам. Если база закрыта, я должен сделать все, чтобы она оставалась закрытой. Это понятно?

Он посмотрел на Гейл, ожидая ответа.

– Ага, – сказала Гейл. – Но я бы сказала, что у вас есть долг еще перед кем-то, правильно? Или вы носите это только для вида?

– Конечно, это очень большая база, – продолжил он так, словно вообще не слышал, что она сказала. – Почти девятьсот тридцать квадратных миль пустыни, гор и вулканических пород. Продовольственные хранилища, склады, гаражи, десятки мест, где можно спрятаться. И еще гауптвахта. Это весьма примечательное место, куда береговой патруль отправляет всех морских пехотинцев, ушедших в самоволку, и я наставлял на путь истинный многих из них. Ну так что еще можно ожидать, когда с одной стороны Эл-Эй, а с другой – Лас-Вегас? Помню одного парня-самовольщика, по фамилии, кажется, Паттерсон, из Индианы, или Огайо… или что-то в этом духе. Парень сорвался с катушек, когда узнал, что его девушка, с которой он встречался два или три года, собралась замуж. Вот он и решил помешать свадьбе. До дома он не добрался, свадьбе не помешал, но с базы сбежал. Угнал джип и рванул на восток, двадцать пять миль по настолько непригодной для жизни местности, что ее сторонятся даже змеи. Этот район целый день патрулируют вертолеты, а еще там есть наблюдательные вышки с прожекторами. Кое-где на востоке рельеф настолько неровный, что невозможно даже поставить ограждение, а в других местах ветер наметает дюны такой высоты, что самовольщик запросто может уйти и не вернуться. До ближайшей дороги не так уж далеко – должно быть, две-три мили. Паттерсон двигался по ночам. Конечно, у него были карта и компас, и мне представляется, что он ехал с зажженными фарами. Это опасная земля. Если заблудишься там, береговой патруль может и не найти ничего, кроме твоих костей. Не знаю, как он раздобыл этот джип, но… хорошо, здесь так много машин, что день-другой никто может и не заметить отсутствия одной из них.

Лотт показал на небо:

– «Геркулес» прибыл.

Гейл подняла голову и увидела, как неуклюжий самолет, похожий на тот, что привез сюда их с Джо прошлой ночью, плавно снижается к посадочной полосе в нескольких милях в стороне.

– Отличный самолет, – сказал Лотт. – Работает как вол. Иногда люди становятся беспечными и забывают, где оставили свой джип, или даже забывают ключ в замке зажигания. При такой неразберихе и обилии гражданских, как сейчас, не удивлюсь, если кто-нибудь сегодня вечером припаркует джип прямо за этой казармой и совершенно забудет о нем до самого утра. Разумеется, БП будет патрулировать базу, и он, конечно, обнаружит машину и отбуксирует в гараж, если только она никуда не исчезнет до двадцати двух ноль-ноль. Это десять часов вечера по гражданскому времени. Уяснили?

Он посмотрел на нее с нарочитой безучастностью.

– Уяснила, – ответила она. – Спасибо вам.

Лотт принял озадаченный вид:

– За что? Ах, сигареты. Не стоит благодарности. А теперь, с вашего позволения, я должен позаботиться о других. Если вы голодны, ближайшая столовая сразу за центральным плацем. Там есть указатель.

Он оставил ее и, не оглядываясь, направился между койками к мужчине, который сидел, закрыв лицо руками и сгорбив спину вопросительным знаком.

II

В переполненной шумной столовой Джо сковырнула крышку с бумажного стаканчика, на стенке которого был напечатан красный крест, и заставила себя выпить апельсиновый сок. Он оказался кисловатым на вкус и отдавал известью, но это была первая пища, попавшая в желудок Джо после того куска ветчины между двумя ломтями заплесневелого хлеба, который она съела той ночью, проведенной вместе с Энди и Гейл в западне чужого дома. Сок забурлил в животе, и Джо подумала, что он сейчас попросится обратно. Она сомневалась, чтобы хоть что-то сохранило прежний вкус, чтобы хоть что-то осталось прежним. Мир перекосился, и все, во что она верила, сползло в черную пустоту. Глаза воспалились от слез и бессонницы, все в ней кричало от боли, и попытки заснуть приносили только мучения.

Она не могла поверить, что Энди погиб. Отказывалась поверить в это. Когда Джо все-таки уснула прошлой ночью, ей приснился странный сон, в котором она шла одна по темной извилистой дороге в слабом красноватом зареве у самого горизонта. Пройдя приблизительно милю, Джо вдруг поняла, что кто-то шагает рядом. Это была Нина Палатазин с серым морщинистым лицом, но с таким напряженным и пронзительным взглядом, какого Джо у нее никогда не видела. Старуха тяжело переставляла ноги, но держала спину прямой и высоко вскинула подбородок. Наконец она заговорила, и голос ее был слабым и далеким, словно тихий шепот прохладного ветра пустыни.

– Дорога продолжается, доченька, – сказала старуха. – Это нелегкая дорога и небезопасная. Но ты не можешь сойти с нее, не можешь остановиться. У этой дороги два конца, она ведет и в прошлое, и в будущее. У Энди больше впереди. Намного больше. Ты должна быть готовой, должна быть сильной. Сможешь ли ты?

Старуха строго посмотрела не нее, и Джо заметила, что ее силуэт колышется и мерцает, как шелк.

– Энди умер. Его забрали вампиры, или буря, или землетрясение…

– И ты действительно в это веришь?

– Я… не хочу верить в это.

– Тогда надейся, – убеждала ее старуха. – И не останавливайся, потому что стоит только потерять дорогу, и тогда ты можешь сесть прямо на месте и никогда больше с него не сдвинуться.

– Он умер, – тихо сказала она. – Это правда? Вы можете мне сказать?

– Я могу сказать тебе, что он жив, что он ранен и измучен, что он скоро вернется к тебе. Но разве это не то, что ты и хотела бы услышать?

– Да, – смущенно ответила она.

– Дорога продолжается, – повторила старуха. – Она не обещает ничего, кроме путешествия от рождения к смерти. Ему больше не нужна моя помощь. Это ты должна будешь по воле Господа пройти с ним оставшийся путь. Ох, погляди-ка на это!

Она всмотрелась в горизонт, ее изможденное лицо залил успокаивающий красноватый свет, словно теплое