– Да, пора уже, наконец, проводить уходящий год! – всполошилась Оля.

– Что ж, выпьем за то, что с нами было, за тех, с кем мы были, за то, кем были мы, – Марио произносил за вечер уже второй тост.

– Чин-чин! – Вал радостно поднял бокал просекко. – За нас! Хотя сегодня «быть» ничего не значит. Надо лишь «мелькать и казаться». Но, может, здесь, в этом подземном царстве, другие законы? Тогда – за них!

Чиччо потянулся чокнуться. Все-таки он вытянул счастливый билет – Оля в результате оказалась чуть ближе к нему, чем к Марио, хотя раньше он не раз признавался, что с определенного возраста влеком лишь дамами вроде Мальтийской Венеры и его благоволение в адрес худосочных нужно считать просто рассеянностью. Итак, весьма рассеянно он позволял Оле поглаживать себя, хозяин же дома старался отвлечь внимание Диего от этой взрослой возни, как будто парень поступил к нему на воспитание из какого-нибудь девичьего пансиона. Все вдруг показались мне так прекрасны, что мой внутренний наблюдатель на время перестал ставить людей в смешное положение, отогнав к тому же и мысли о запахе бездомных: например, если он становится невыносимым, признак ли это необратимости? И обязательно ли бомжу быть грязным? Судя по Оле, – совсем нет. Конечно, она не благоухала, от нее просто исходил тот запах, который когда-то, еще до дезодорантов, каждодневных душей и стиральных машин, шел ото всех нас. Я бы не стала называть его вонью. Иногда мне даже казалось, что это был запах человечности, коллективного сиротства, холодной, как степь, материнской утробы. Одежда Чиччо, кстати, тоже совсем не выглядела как после прачечной. Может, у него и Оли могло быть какое-то будущее? Жаль, что Оля совершенно не интересовалась кинематографом, а Чиччо мог воспринять за обиду ее церковные выкрутасы. За обиду своему вольтерьянству. Нет, пожалуй, было уже невозможно пристроить ее в хорошие руки. Или, может быть, все-таки Марио? Уклонившийся от расправы декабрист и женщина из народа. Об этом стоило подумать.

Наконец грянул и местный Новый год. Вдова Клико пенилась. О дружба! Весь я твой, – вдруг вспомнилась мне строчка из когда-то любимого стихотворения. Я растрогалась. Вал выскочил за порог и бросил петарду.

– Все загадываем желание! – вскрикнула Оля.

В спышках бенгальских огней наши тени покачивались. Мысленно я отделяла одну от другой и сбивалась в счете: одна все время выходила лишней.

Может, и Флорин почувствовал неладное и врубил освещение. Возбуждение перекинулось на всех: настала очередь подарков, которые, правда, были приготовлены только нашим восточноевропейским блоком, хотя мы и не сговаривались. Оля раздала всем по ею связанной прихватке, я – то да се, в общем чепуховину, а вот подарок Флорина повеял бессмертием: каждому из гостей предлагалась возможность назвать одну из улиц, площадей или переулков его поселения. Выйдя из дома, мы прошли несколько шагов, чтоб объять взором новый город. Крысы и мокрицы, демоны и тени древних обитали в нем, однако новые переселенцы стойко отвоевывали у них пространство. Флорин даже занялся огородничеством, и уже росла у него небольшая плантация шампиньонов, а также какие-то мерзко бледные растения, хотя он собирался с помощью ламп наладить тут цветники и сельское хозяйство.

– Улица Неба! – выпалил мой любимый, который был взвинчен существованием подземного города и обещал Флорину свое содействие. Неба? Я ожидала от него чего-нибудь поостроумней. – Пятого неба, – добавил он, взглянул на меня, и мои глаза почему-то увлажнились. Что еще за пятое небо? Что он имел в виду? «Конечно, он и сам не знает этого, не так-то он и начитан, чтоб намекать на поэта-эмигранта, поселившего на пятый уровень небес воинов и вспоминавшего, глядя на них, о своей оставленной родине», – Чиччо смотрел на Вала с любопытством. Его старый, потрепанный жизнью друг, оказывается, все еще мог его удивить.

– Проспект Тебя.

– Меня? – переспросил Флорин, уставившись на Марио.

– Нет, не именно тебя, а «тебя» вообще, «тебя» как концепции, – улыбнулся мягко мой друг, который в эту ночь был так уютно и как-то по-старомодному прекрасен.

Оля взмахнула маленькой головой. Причесана неожиданно – волосы забраны в пучок, и откуда-то даже раздобыла серьги. Вид не простяцкий сегодня, не как обычно. Что-то аристократическое, что-то от трудовой ударницы, знаменосицы, змеи, вспомнившей о своей силе, появилось в ней. Произнесенное ею название произвело на кого-то впечатление.

– Как-как? Площадь Бездны? – Чиччо оглядывал ее. – Ужас, – он облизнулся. – А моя улица будет, будет… погоди, а ты? – И он взглянул на меня. Новогодняя маска любезника ему шла.

– А она уже дала название, – объяснил Флорин и у руин одной из стен указал на табличку с вырезанными из дерева кириллическими буквами: «улица Герцена». Герцен всегда неплохо приживался в новом пространстве, к тому же улица Тебя, которая теперь проходила рядом, могла настроить его на лучшее.

– А вот здесь будет пролегать улицаМакроля эль Габбиеро, – провозгласил наконец Чиччо, указав на спуск, исчезавший в темноте, и довольно потрепал по плечу Вала, но спохватился: – А что же наш юноша?

Мы осмотрелись. Диего рядом не было.

– Куролесит, – равнодушно бросила Оля, а Флорин чуть ли не побежал к дому. Мальчишка что-то выписывал на сложенной бумаге, но, когда мы вошли, резко встал.

– Господа, сюрприз! Недавно отреставрированная версия, – повертел Чиччо перед нами каким-то диском DVD, – я даже дотащил на себе проектор, приладим на любой фасад простыню, вот и кинозал! – Ну не мог он себе представить коллективный вечер без собственного выступления!

Все снова посмотрели на Диего, как будто он был командиром звездочки о восьми углах, а он, даже не ответив, вышел в другую комнату, куда мы побросали свои зимние куртки и пальто, – сегодня в подземграде и в доме было тепло.

Градус веселья упал. Шайка воров и сибаритов почувствовала себя немного обделенной. Похищение подростка, организация его выкупа разгорячили и размягчили. Наконец-то кое-кто из нас смог совпасть с происходящим и снова хоть на что-то сгодиться. Парень неожиданно сплотил нас, соткал в настоящее. Преступление, совместно пережитое бедствие или победа могут на время объединить и совсем посторонних, но мы-то уже точно ими больше не были.

– Во выкобенивается, ну что ему не так? – Немного покачнувшись, Оля пошла вслед за мальчиком, как надоедливая мать.

Она распахнула дверь, и все мы увидели нашего Фотоса в проеме. Взлохмаченный, без кровинки в лице (и не сказать, что на четверть негр!), он оглядел нас, как будто не видя, и, может, ему пришло в голову то, что до того и не приходило.

– Положь на место! Быстро! – Шум падающего стула и сдавленный голос Вала мгновенно отразили это действие.

Мягко, тяжело и плавно, одним прыжком рядом с мальчиком вырос Марио. Со странной улыбкой тисками объятия он сжал его руки сзади, и Вал подобрал с паркета старенький пистолет. «Какое мастерство кладки», – некстати подумала я.