Старик с горестным стоном отвернулся и, накинув на голову край своего черного кафтана, стал раскачиваться, бормоча молитвы.

Сабир помог Мартину облачиться в кольчугу и тунику с гербом Лузиньянов. Хотел было ободряюще похлопать приятеля по плечу, но вовремя сдержался.

Да, Мартину основательно досталось. И надежды договориться с маршалом де Шампером больше нет — это Сабир понял еще тогда, когда ночью в Темпле сыграли тревогу и поднялась страшная суматоха. Почти до утра в замке горели огни, его окрестности белели от плащей братьев-храмовников, словно в Акре внезапно выпал снег, повсюду слышался лязг оружия, вооруженные стражники наводнили прилегающие кварталы. Сабиру, поджидавшему Мартина в трактире на венецианском подворье, пришлось прикинуться беспробудно пьяным, но и его пару раз пнули в бок и сунули под нос факел, чтобы разглядеть лицо, и только после этого оставили в покое. С водворением крестоносцев некоторые правоверные из числа жителей города позволяли себе нарушать запреты на вино, наложенные Пророком, и таких не трогала даже стража, словно поощряя в них тягу к хмельному.

Сабир ждал, утешая себя мыслью, что суматоха в Темпле наверняка вызвана тем, что Мартину удалось ускользнуть. Но время шло, близился рассвет… Только под утро, когда надежды почти не осталось, Мартин вошел в трактир. Его волосы были мокрыми, котту лазарита и шлем он бросил по пути, кольчуга тускло блестела. А когда несказанно обрадованный Сабир крепко обнял его, Мартин застонал.

Оказалось, что во время переполоха Мартин сумел затаиться на одном из выступов висячей галереи, за гаргульей. Он провел там много часов, не шевелясь и стараясь слиться со своей горбатой каменной соседкой, от неподвижности мышцы его также окаменели, внизу, во рву, грозно торчали острия пик. Он оставался там, выжидая, когда же тамплиеры окончательно убедятся, что незнакомец сумел скрыться и в замке его нет. Только когда в Темпле все стихло, уже в предрассветных сумерках, он покинул свое укрытие, прокрался на крепостную стену, нависающую над морем, и оттуда, предварительно избавившись от шлема и котты, прыгнул вниз и вплавь добрался до гавани. К счастью, его никто не заметил, пока он пробирался к причалу между пришвартованных кораблей, и вот — он здесь.

Сабир не стал расспрашивать о встрече с маршалом де Шампером. Все было ясно без слов. Но теперь, когда его друг в унынии сидел, изредка поглядывая на раскачивающегося в молитве лекаря, он счел своим долгом заметить:

— Неудача — не повод бездействовать. Так или иначе, а нам надо выбираться из города. Старик чуть жив, да и госпожа Сарра молит поскорее увезти ее отсюда. И неверные псы начали приставать к Леа, когда та выходит, чтобы ребенок подышал воздухом.

— Что ты предлагаешь? — Мартин поднял на него глаза, которые словно светились в полумраке.

Оба заговорили на греческом, которого Иегуда не понимал, но старик был настолько погружен в свои горести и измучен заточением, что ничего вокруг не замечал и не слышал.

Мартин сразу же отверг предложение сарацина: попытаться получить подорожную у Гвидо де Лузиньяна. Гвидо и его брат Амори знают Сарру и ее родню. Их скорее всего просто выставят из дома вместо того, чтобы беспокоиться о безопасности каких-то там евреев. Что касается Мартина, то его вряд ли отпустят: у Лузиньянов и без того немного рыцарей, а аскалонец Фиц-Годфри у них на хорошем счету: он приставлен к новобранцам и обучает их ратным наукам. От этакой службы непросто отвертеться.

Спустя некоторое время Сабир снова заговорил:

— Я кое-что слышал в том трактире, пока дожидался тебя. Сейчас все говорят только о том, что французы готовы покинуть армию Мелика Рика вместе со своим предводителем-королем. Со дня на день из Акры отчалит множество судов. Не попытаться ли нам попасть на одно из них?

— И кем мы представимся? Госпожа Сарра ни в чем не похожа на знатную даму из Иль-де-Франс. Полно, Сабир, да ведь она даже за сарацинку не смогла сойти!

— Тогда остается только одно, — упрямо проговорил Сабир. — Придется тебе обратиться за подорожной к красотке Джоанне де Ринель.

Мартин молчал.

Едва ли его прелестная любовница поведала своему суровому брату-монаху о том, что ей довелось пережить по пути сюда. Но как она сама теперь отнесется к тому, кто на краткий миг стал ее возлюбленным? Ведь они не виделись с момента их торопливого прощания на Кипре, и Мартин не стремился к этому. Эйрик где-то прослышал, что леди Джоанна теперь находится в свите королевы Беренгарии и даже сопровождала ее в поездке к здешнему отшельнику, однако в городе молодая женщина появляется крайне редко. Но коль скоро она причислена к королевской свите, разыскать ее не так уж сложно…

Неожиданно его охватило волнение. Думая о предстоящей встрече, Мартин ощутил нечто очень похожее на радость. Разумеется, если Джоанна де Ринель так близка к королеве, подступиться к ней будет непросто. И не воспримет ли она его попытки увидеться вновь как непомерную дерзость?

Нет, он хорошо помнил их расставание на Кипре: как печальны были ее глаза перед разлукой, как льнула к нему Джоанна… Мартин уже тогда знал, что это их последняя встреча, и вскоре заставил себя забыть ее. А Джоанна? Помнит ли она его?

— Джоанна де Шампер занимает ныне слишком высокое положение, Сабир. Я не уверен, что могу о чем-то просить ее. И я не хочу с ней встречаться.

— Хочешь ты или нет, а ее положение при дворе Мелика Рика может сослужить нам добрую службу. Что, если она достанет для нас пропуск на один из французских кораблей?

Это могло бы стать спасительным выходом, но требовало величайшей осторожности. Джоанна — сестра де Шампера, а тот не успокоится, пока не разыщет ее совратителя. А если храмовнику взбредет в голову поведать ей о том, что произошло в Темпле накануне ночью, — как Мартин сможет взглянуть в глаза влюбленной в него дамы?

Разведать, существует ли возможность встретиться с Джоанной, было поручено Эйрику. Рыжий все еще околачивался в лагере датчан за пределами городских стен и мог когда угодно беспрепятственно входить в Акру и покидать ее, разгуливать по улицам, не привлекая к себе внимания. Правда, на рынке, где торговали пряностями, он недавно едва не столкнулся вновь с поваром леди Джоанны Бритриком и едва унес ноги, опасаясь, что тот напомнит ему о супружеском долге перед Саннивой, горничной миледи. Поэтому на разведку рыжий собирался без всякой охоты, ворча: мол, хорошо Сабиру — сначала пропадал два месяца неведомо где, а теперь отсиживается в прохладном подполе и целыми днями дремлет.

Мартин же отправился тренировать новобранцев Иерусалимского короля. Это входило в его ежедневные обязанности — не позволять людям Гвидо потерять воинскую сноровку. Но поскольку минувшая ночь выдалась для него весьма непростой, он не был слишком требователен, а когда коннетабль Амори куда-то отбыл, махнул рукой на своих подопечных и устроился в тени галереи, чтобы немного вздремнуть. В полусне до него доносилась болтовня латников с гербом Лузиньянов на туниках, толпившихся неподалеку.

Главной темой их разговоров был отъезд короля Филиппа.