Как только Воронцовы-Дашковы возвратились в Тифлис, рой кумушек обоего пола поспешил их осведомить об узурпаторских деяниях Ватаци. Отношение к нему графини безнадежно испортилось. Петерсону, с которым Ватаци повел глухую борьбу из‐за власти, это было на руку.

Между прочим, Ватаци потребовал от меня как редактора официоза «Кавказ», чтобы личные его служебные распоряжения, под титулом: «за наместника, помощник его по гражданской части», печатались в газете на том же месте, как и распоряжения самого наместника.

Я должен был подчиниться, но против меня подняла бурю графиня, зачем де я так делаю. Объясняю через Петерсона, что мне так приказано…

Через некоторое время получаю записку самого графа с приказанием прекратить такое печатание. Отношу эту записку Ватаци. Он просмотрел и промолчал.

В «Терских ведомостях», официальной газете, появилась заметка об отправке отряда для поиска знаменитого тогда разбойника Зелимхана. Так как этот разбойник вызывал большой к себе интерес, я распорядился заметку перепечатать в «Кавказе» со ссылкой на источник. Отсюда ее перепечатал ряд других газет, но уже со ссылкой на «Кавказ».

Начальник окружного штаба Г. Э. Берхман пожаловался на меня наместнику за то, что я печатаю запрещенное законом — о передвижении войск. Получаю вдруг криминальный номер газеты с надписью рукой Ватаци: «Наместник приказал объявить за напечатание этой заметки редактору Стратонову строгий выговор».

На очередном докладе вынимаю эту газету:

— Можно доложить?

Ватаци делает рачьи глаза, напыживается и начинает громить:

— Да! Это действительно ни на что не похоже. Вы позволяете себе делать то, что строго запрещено законом. Военные власти справедливо жалуются на вас. Они, конечно, правы! Как можно печатать о передвижении войск?! Наместник приказал объявить вам строгий выговор.

Спокойно выслушиваю все до конца.

— А теперь можно мне доложить?

Сердито бросает:

— Ну… Докладывайте!

Протягиваю ему номер «Терских ведомостей» — военного официоза; доказываю, что они, военные, сами опубликовали о передвижении войск, а я в газете только перепечатал, что совершенно законно.

Ватаци с жадностью схватил газету, проверил. Да, я оказываюсь прав. Покраснел, что попал в такое положение.

— Чего же тогда эти военные еще жалуются? Сами же кругом виноваты!

Не доверяя Ватаци, попросил своего коллегу Н. В. Никольского, заменявшего временно Петерсона, объяснить все это дело Воронцову-Дашкову. Граф сказал, что вполне удовлетворен.

Никольский спрашивает:

— А как же быть с выговором Стратонову?

Граф широко открывает глаза:

— Каким выговором? Я его вовсе не объявлял!

Смутившийся Ватаци поспешил замять:

— Да, да! Выговор теперь, конечно, отпадает.

После двух лет терпимых отношений у меня с Ватаци вдруг совсем дело испортилось.

В то время, когда я исполнял должность директора канцелярии, Ватаци отдал мне приказание, которое, если бы исполнить его буквально, совершенно роняло мой престиж по занимаемой должности. Во избежание этого вместо личного одного объяснения, я сделал его письменно.

Из-за этого Ватаци в своем кабинете устроил по телефону, в присутствии посторонних и заинтересованных в данном деле лиц, мне крайне грубый разнос. Этот случай сейчас же распространился по всему городу и даже попал в одну газету — в форме понятных для многих намеков.

С своей стороны я велел немедленно заготовить прошение об отставке. Между нами произошел крупный разговор, и я подал свое прошение.

— Пожалуйста, не пугайте!

— Я не пугаю, а прошу принять мое прошение.

Он не принял, а я сделал большую ошибку, что не настоял на своем. Отношения все равно между нами окончательно испортились, и я через несколько месяцев должен был оставить свою должность, а этому Ватаци с своей стороны немало посодействовал.

Борьба между Ватаци и Петерсоном, благодаря такому союзнику, как графиня Е. А., кончилась тем, что Петерсон съел Ватаци и сам занял его место.

Ватаци не был так строг к себе, как к другим. На юге Каспийского моря была взята, при содействии кавказской власти, лесная концессия Лианозовым и К°. Ватаци оказался при этом обладателем пакета лианозовских лесных акций[522].

Уже после удаления с Кавказа Ватаци стал во главе солепромышленной компании для эксплуатации озера Эльтон.

В газетах поднялся шум по поводу убыточных для казны условий, на которых эта аренда была дана возглавляемой Ватаци компании. Появилось в печати официозное разъяснение: «Указания печати на невыгодные для казны условия аренды Эльтона справедливы. Но сейчас уже изменить договора нельзя».

При первой революции Ватаци попал в петербургскую тюрьму «Кресты». После нескольких месяцев пребывания в ней он заболел и в ней же умер[523].

Военно-народное управление

Военно-народное управление обнимало районы, населенные горцами, то есть области: Дагестанскую, Карсскую и Батумскую, и округа: Закатальский и Сухумский. Оно возникло немедленно по покорении Кавказа и было аналогично — а может быть, оттуда и заимствовано — французской административной системе, введенной, также после покорения, в североафриканских колониях. Но французская власть за полстолетия постепенно перешла от военной системы управления к системе общегражданской. У нас же эта система застыла в своей неприкосновенности, и за полвека потерпела только ничтожные изменения, преимущественно в городах и еще отчасти во всем Сухумском округе. Она была сменена только большевиками.