В других районах военно-народного управления сословный вопрос вовсе еще не был разрешен.

Но если сословный вопрос объективно имел малое значение, или имел его лишь постольку, поскольку он был связан с вопросом поземельным, то иначе обстояло с этим последним. По поземельному вопросу во всем районе военно-народного управления в течение нескольких последних десятилетий, в сущности, ничего не было сделано, за исключением опять-таки того же Сухумского округа, где все это время производил землеустроительные работы наш межевой отдел с помощью двух мировых посредников. Об этих работах придется еще говорить.

Легшая на мои плечи обязанность была тем тяжелее, что личный состав сословно-поземельной комиссии совершенно не удовлетворял назначению. Прямого начальника комиссии, управляющего ее делами, вовсе не было, а его обязанности исполнял делопроизводитель, молодой симпатичный юрист Ф. Т. Иванов, мало, однако, вошедший в дело, а вскоре и вовсе его бросивший, так как он нашел себе лучшее место. Знатоком же и опорою всего сословно-поземельного дела был помощник делопроизводителя Г. В. Клейн, старый благородный немец, к сожалению, вследствие преклонного возраста, ставший уже малоработоспособным.

Вскоре, однако, приехал вновь назначенный управляющий делами комиссии Н. В. Ахшарумов, сын небезызвестного в конце столетия писателя[528]. Н. В. попал сюда по протекции генерала Ширинкина, своего родственника; перед этим он был где-то в Западном крае уездным предводителем дворянства — по назначению правительства, а не по выборам. Человек хорошего характера, тихий, — но не только к нашему делу, на которое был призван, а вообще ни к какому серьезному делу не способный. В служебной работе с ним было такое мученье, что я жалел о времени, когда вовсе не было управляющего делами. Такое сотрудничество вызывало с моей стороны все время нервное состояние и раздражение, а Ахшарумов, при заслуженных служебных разносах, только смотрел жалобными, точно у обиженного ребенка, глазами.

В глубине души он и сам сознавал свою деловую непригодность, а потому привез с собою, в качестве своей правой руки, канцелярского чиновника С. Ф. Авдеева. С самого же начала службы Ахшарумов просил меня назначить Авдеева на службу хотя бы бесплатно, обещая содержать его из личных средств.

Это было странно; что-то очевидно особым способом связывало Ахшарумова и Авдеева. Последний, семейный человек, бросил службу (он где-то был заместителем нотариуса) и поехал на Кавказ помогать Ахшарумову — хотя бы бесплатно со стороны учреждения.

Авдеева я определил на службу в канцелярию. Присмотревшись, увидел, что он — человек, несомненно, очень способный и дельный. Он исполнял всю ответственную работу за Ахшарумова, который только подписывал, что бы ему ни подавал Авдеев.

Тогда я стал выделять Авдеева и двигать его по службе. Помог ему своими отношениями сдать экзамен на классный чин, и Авдеев стал настоящим чиновником. Но теперь Авдеев перестал работать ради прекрасных глаз Ахшарумова, и последний попал на положение рыбы на песку. После двух лет служебной агонии, Ахшарумову пришлось выходить по неспособности в отставку[529].

Дела же Авдеева все улучшались. Я поручил ему, между прочим, фактическое заведование изданием «Кавказского календаря»[530], привлек его к конторской работе по изданию газеты «Кавказ», а затем устроил его управляющим крупной типографией наместника. В течение нескольких лет он сделал карьеру от канцелярского чиновника с жалованьем в 25 рублей в месяц до чиновника VI класса с жалованьем 250 рублей в месяц, как начальника отдельного учреждения.

После назначения управляющим типографией Авдеев приходит ко мне:

— Всеволод Викторович, дайте, пожалуйста, ваш портрет!

— Для чего?

— Поставим его в рамку и будем с семьей молиться на вас.

— Что за вздор вы говорите!

Дома я застаю друзей. Рассказываю о просьбе Авдеева и прибавляю:

— Не будет у меня более злого врага, чем Авдеев!

— Что только вы говорите… Почему?

— Слишком много для него я сделал. Ему этого не переварить!

Так оно потом и было. Без повода к тому Авдеев через год сделал мне столько зла, сколько он был в состоянии его сделать.

В течение нескольких лет бился я с сословно-поземельными вопросами как рыба об лед. Кое-что все же удалось сделать. Было поставлено с неверных на правильные рельсы землеустройство в Сухумском округе, начало проводиться в жизнь урегулирование земельных взаимоотношений между беками и крестьянами в Закатальском округе и в Дагестанской области, был совершенно реорганизован наш межевой отдел… Затем Петерсон и Джунковский произвели очередную ломку канцелярии, и это дело от меня отошло.

В последующие годы сословно-поземельная комиссия уже умирала медленной смертью.

Межевой отдел

Для исполнения технических мер по землеустройству при сословно-поземельной комиссии имелся, как уже говорилось, особый межевой отдел, в составе около сорока землемеров. Во главе его стоял старый генерал, из военных топографов, Павел Феофилактович Степанов. Небольшого роста, седоусый старик, с красным лицом, был тщеславен и властолюбив. С подчиненными землемерами держал себя настоящим деспотом. Землемеры знали, что всецело зависят от генерала, и смиренно сносили его неукротимый служебный гнет.

Действуя систематически в одном направлении в течение ряда лет, Степанов добился большой автономности. Пользовался тем, что никто из начальства не понимал его специального дела. Под конец не только он не подчинялся сословно-поземельной комиссии, но, наоборот, стремился захватить власть над нею, и это ему в значительной мере удалось.

Разумеется, я не мог мириться с такой ненормальностью, но водворить естественный порядок было делом нелегким. Старику-генералу, избалованному самостоятельностью, не хотелось подчиняться мне, сравнительно молодому человеку, к тому же в очень маленьком чине — только надворному советнику; у него самого было в подчинении десятка полтора землемеров — не то что надворных, а даже коллежских советников… Для военного старца это представлялось имеющим значение… Он поначалу просто стал игнорировать меня, надеясь на своих покровителей.

Сначала я щадил самолюбие старика и долго проявлял служебную мягкость. Но это могло длиться лишь до деловой сферы. Первое, чем я огорчил Степанова, было то, что я стал председательствовать в коллегии сословно-поземельной комиссии, — раньше это из любезности предоставлялось генералу, и он поворачивал делопроизводство по своему усмотрению. Далее начали возникать неизбежные при таких условиях служебные трения.