Как уже говорилось ранее, арабы прекрасно понимали, что в условиях «островковой», а не тотальной войны победы и завоевание отдельных территорий являются лишь шагом на пути полной ассимиляции местного населения и полнокровного включения захваченных земель в состав Халифата. Даже в случае овладения Константинополем им еще понадобится «местный» император, полностью, конечно, подконтрольный Дамаску и лично халифу. На взгляд Сулеймана, Лев идеально подходил для этого.

Получив от арабского вождя грамоту, гарантирующую ему личную неприкосновенность, Лев отправился в его лагерь со свитой из 300 всадников. Мусульмане торжественно встретили римского полководца, организовав роскошный пир. Три дня шли переговоры, но каждая из сторон продолжала настаивать на своем. Лев предлагал, чтобы в качестве залога дружбы арабы отошли от города, а Сулейман возражал: «Заключи мир, и мы снимем осаду». Но зачем заключать новый договор, если действовал еще старый? Логика Льва была, что называется, «железной».

Под конец у Льва начало формироваться убеждение, что, устав торговаться, арабы решили пленить его, и тогда он пошел на новую хитрость. Византиец дал большой обед в своем лагере, на который пригласил много арабских командиров. А тем временем тайком направил в Аморею своего посланца, который пригласил для переговоров местного епископа. Все произошло как нельзя лучше, и Лев успел дать архиерею инструкции, каким образом гарнизону следует действовать в дальнейшем.

Но Сулейман каким-то образом узнал о посещении палатки Льва епископом и потребовал выдать того арабам. Римлянину с большим трудом удалось убедить гостевавших у него мусульман, что он не замышляет против них ничего дурного, и пообещал немедленно отправиться к Сулейману, чтобы, наконец, уладить дела миром. Но, вырвавшись на волю, Лев сумел уйти от арабского конвоя, приставленного к нему, и отошел в безопасное место. Не получив ничего из того, что они так долго ожидали, наскучив слоняться без дела, арабы решили снять осаду Амореи и заняться грабежом местных окраин[1069].

И напрасно, поскольку второе арабское войско под командованием Масальмы было уже близко. Лев немедленно воспользовался такой удачей и вступил в Аморею с отрядом из 800 воинов своей фемы. Оставив их в крепости, полководец удалился в Писидию. Последующие события показывают, что в силу субъективных, скорее всего, обстоятельств Сулейман и Масальма не контактировали друг с другом. Очевидно, опять сыграла свою роль типичная для арабов зависть к воинской славе и желание присвоить себе лавры победителя. Новое арабское войско ничего не знало о прошедших событиях, и Масальма, уверенный, что Каппадокия, куда он вторгся, признала над собой власть Льва, запретил своим солдатам грабить население.

Римский полководец решил сыграть на противоречиях между двумя арабскими командующими и направил Масальме письмо с таким содержанием: «Я хотел явиться к тебе, но Сулейман, когда я был у него, пытался меня схватить, и я боюсь отправиться к тебе». Араб засомневался и заявил, что Лев обманывает, чтобы мусульмане не грабили его земли, – посланник Исавра пытался разубедить его. Дошла речь и до Амореи, и тут Масальма с удивлением узнал, что этот город до сих пор не захвачен войском Сулеймана, хотя признал над собой власть Льва. Это известие полностью перечеркивало его планы, поскольку, как и Сулейман, он хотел организовать в крепости зимнюю стоянку для своей армии[1070].

В конце концов Масальма настолько запутался в хитросплетениях интриги, умело запущенной Львом, что потребовал от римского полководца явиться к нему в лагерь и заключить мирный договор как Византийский император. В свою очередь Лев стал тянуть время, направив арабскому командующему посланца с требованием дать ему охранную грамоту, а также разрешить приехать с конвоем и казной, как настоящему царю. Масальма сердцем чувствовал, что его обманывают, но ничего не мог противопоставить греческой хитрости.

Лев рассчитал все правильно – огромное конное войско арабов в условиях надвигающейся зимы начало испытывать трудности с кормом для коней. Делать нечего – Масальма отказался от намерения занять Аморею и отошел по направлению к Никомедии, после чего опасность для Константинополя миновала. Можно сказать, эта война была выиграна Львом бескровно, одной воинской смекалкой и мужеством. Римский полководец дал блестящий пример тому, как можно стратегически переиграть противника, спутав его планы и заставляя подчиняться собственной воле[1071].

После этого участь императора Феодосия III была предрешена. В течение указанного времени он беспомощно взирал на происходящие события, не в силах деятельно вмешаться в них. Нет никакого сомнения, что если бы не смелая стратегия Льва, арабы без труда в 716 г. захватили бы византийскую столицу со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

А между тем Лев продолжал свое шествие к верховной власти. По одному верному суждению, «в глазах всего греческого народа драгоценным ручательством доблести и энергии полководца явились недавние факты его задержания наступления неприятеля и спасения крепости от угрожавшей ей опасности. Заразительный пример жителей Амореи, провозгласивших немедленно же полководца императором, встретил повсюду подражание»[1072]. Один за другим византийские города признавали его власть и прославляли Льва как императора.

В Никомедии, главном городе фемы Опсикия, в это время проживал сын императора Феодосия III, которого тот признал своим соправителем. Лев пленил его, а затем из Хрисополя, где организовал свою ставку, направил посланника в столицу с предложением к Феодосию отказаться от власти. Царь и сам понимал всю бесполезность пребывания на императорском троне и не стал усугублять своего положения. Посредником между царем и претендентом выступил все тот же Константинопольский патриарх св. Герман, через которого Лев дал гарантии безопасности василевсу и царственному отпрыску.

После получения этого послания Феодосий III и его сын добровольно сложили с себя царские одежды и приняли монашеский постриг, переехав в город Эфес. Впоследствии Феодосий стяжал славу молитвенника и, прожив долгую жизнь, в 754 г. отдал Богу душу. Среди местных жителей он почитался святым, и, как говорят, по молитвам к нему происходили многие чудеса.

После того как передача власти свершилась, 17 марта 717 г. Лев торжественно въехал в Константинополь через Золотые ворота и был венчан патриархом Германом на царство[1073].

Начиналась пора царствования новой династии, сумевшей в самые критические для Римской империи дни удержать государство от падения, восстановить его безопасность и славу, сотворить чудо перерождения Византии из стагнирующей страны в мощнейшую державу, долго еще внушавшую страх и уважение у своих врагов. Наступала эпоха Исаврийской династии.